→ главная поляна
Есть нить закономерная, когда тянет за внутренности туда, где впервые из мрака ступил на солнце, и даже не спалил своё естество дотла - но и пятна чёрные не сгорели с пыльной шерсти и не раскинулись серебряным пеплом вместе с золотом пыльцы, над лугом восставая с потоками ветра. развеяться бы с ними вместе, рассыпаться в прах, тяжёлые лапы, тяжёлое тело, тяжёлую голову не силясь поднимать, преодолевая гнетущую, прижимающую к земле непосильной ношей, действительность.
Он ушёл тоже. развеялся так, как желал бы всеми фибрами чёрно-белый, растворился в эфире, приобщился к закатным лучам, стал светом, недосягаемым теперь, неосязаемым, потусторонним. нимб над головой поглотил целиком, осыпался мириадами частиц, апофеозом, свободой от клеток, и хозяин его стал свободой от целого - а в тени под согбенными древами, отсчитавшими многие века, остался гнить пластом лишённый красок, там, куда лучу сомкнувшиеся кроны проникнуть не дают.
Он стоит на границе равнины и леса, света и тени - и теперь кажется, что пропадом пропадёт, ступив в траву, выше его головы, что прекрасные луговые цветы разом выплюнут яд, медуница цветёт, и не слышно ни звука, даже отдалённый медвежий рёв поглотила тишина. ни крика, ни свиста, ни голосов птиц, неподвижна листва, словно замерло время и с ним вместе маленькое атрофированное сердце в груди, до этого и так дававшее знать о себе редким отзвуком кровотока, добиравшегося вместе со слабеньким отчаянным ударом сердечной мышцы.
Винить нельзя - дрожит осиновым листом тело и, пошатнувшись единожды, туша всё-таки падает в перегной, в осадок, от соприкосновения с землёй взметая в воздух прелые листья, поросль, в движение приведя самые близко растущие колосья цветов. медуница цветёт.
Душит приторный запах, на солнце жарко и печёт до костей, жжёт роговицу глаза, словно сквозь бесцветную радужку луч проходит метко пущенной стрелой, пробивая затылок болезненно, одиночно брошенный куда-то в землю всхлип вызывая. и даже бессилие заставляет отступить - лишь бы отползти обратно в тень, к мору, в шелест листвы, в прохладу и липкий ужас, теперь пробирающий точно также, как и солнечный луч - до костей, связывая слабенькое, не трепыхающееся даже тело, пригвождая к земле в ожидании последнего видения в своей жизни. говорят, что смерть отпечатывается на дне зрачков навсегда - и чёрно-белый не прочь был бы встретить её в изображении мора. в медвежьих когтях, в громко и опасливо щёлкающей мокрой пасти, в косолапой походке нынешнего хозяина туманного леса, вершащего судьбы одним взмахом лапы. у этого судьи вердикт всегда - смертный приговор, а они, глупые заключённые, бегут под землю, в надежде, что он их не найдёт. осторожничают на своей же территории - чтобы потом попасться в расставленные охотниками капканы, дробящими кости, разрывая плоть, не оставляя ни единого шанса на спасение.
Как жаль, что туда, куда упал Тальник, капкана не оказалось - он бы даже заметить не успел, как сомкнулись бы на шее мгновенно металлические челюсти. взгляд тупо устремляется куда-то в горизонт, туда, где небо и теперь уже, к сожалению, качающиеся на ветру колосья цветов сходятся в единую точку.
И тишина перестала защищать уши от шума - проснулись птицы, зашелестела листва, заревел ветер, дыхание со свистом покидало грудь - и ударила звуковая волна неожиданно, сильно, оглушила, дезориентируя. и он закрывает глаза, в стремлении не перенагружать голову, не справляющуюся с тем, что творится внутри.
Отредактировано Тальник (2023-06-14 13:20:42)