[indent] сипушке не занимать отваги — быстро проносится в голове паутинницы, когда она бросает мимолетный взгляд в ее сторону: ученица кидается в атаку, не отставая, и пусть не попадает в цель, страхом не скованна и умно отступает. воительнице бьет в лицо снег, когда она мажет по тихогрому янтарем: по нему легко угадывались сомнения вперемешку с неуверенностью, и эти его проявления продолжали раздражать паутинницу, впрочем, у нее не было времени об этом думать.

[indent] злющий коршун нападает, и нападает он первой не на нее, что заставляет кошку перегруппироваться и ринуться в сторону сипушки, в которую полетели когти. однако шустрая ученица ускользает, пусть и чудесным образом: не на шутку разъяренная птица сейчас больше напоминала разворошенное осиное гнездо и действовала несколько лихорадочно. скорее всего, коршун был уже порядком голоден, а также обозлен из-за длительной неудачной охоты. возможно, он еще молод, потому как взрослая птица была бы умнее и не стала сражаться с тремя котами, да еще и  на земле... может быть, он полагает, что сможет убить кого-то из противников и успеет улететь со своей добычей?

[indent] птица бросается на тихогрома, который оказывается рядом, но тот тоже успевает подобру-поздорову убраться, и паутинница позволяет себе короткий выдох. коршун не дает ей возможности выбрать новую стратегию, так как тут же переключается на старшую воительницу — да, это определенно была молодая птица, слишком уж импульсивная... клювом она целится паутиннице прямо в глаза, и кошка знает: уклониться она не успеет. однако, какое сражение без боли, верно? в груди жарко, потому что тело одолевает азарт, и оно кажется легким. губы трогает мимолетная злая улыбка.

[indent] паутинница подныривыет под крыло коршуна, и клюв попадает ей прямиком между лопаток. так как это происходит в движении, кожа сдирается в такт нырку паутинницы, и на спине остается неглубокая, хоть и кровоточащая длинная царапина. она причиняет некоторый дискомфорт, когда воительница оказывается позади хищника и резким разворотом разбрасывает вокруг себя снег.

[indent] теперь бывшая в неудачном положении по отношению к птице, паутинница спешит изменить позицию, а пока она прыгает через снег, ее спутники продолжают наступление. пока что все хорошо, им сопутствовала определенная удача: конечно, коршун еще не был ими ранен, зато шло время, а птица на земле, да еще и на снежном поприще попросту быстро выдохнется и потеряет бдительность. коршуны могут быть в небе очень длительное время, но драться? они не созданы для этого.

[indent] ни у сипушки, ни у тихогрома не выходит достать до противника — тот в очередной раз активно машет перьями и успевает не попасть под когтистые, пусть и осторожные лапы. паутинница оказывается прямо перед коршуном и, выгнув спину, оглушительно шипит, хлещет вокруг себя хвостом: было нужно вернуть положение главного оппонента врага. добившись того, что внимание птицы теперь приковалось к ней, воительница бросилась вперед, сильно оттолкнувшись задними лапами. когти мазнули по воздуху: коршун снова отмахнул большими крыльями и оказался на мышиный хвост дальше, чем стремящиеся ударить его лапы. от негодования паутинница зарычала и начала отступать, однако не успевала: острый клюв обязательно бы задел ее, если бы не проблеск черно-белой шкуры.

[indent] — идиот! — вскрикнула паутинница, — не смей лезть на рожон!

[indent] однако воительница не успевает ничего сказать далее: она видит светлое пятно на спине коршуна, которое явилось сипушкой во всей красе. ученица вгрызается в крыло, а держится, очевидно, когтями; не теряя времени на размышления, которые так и норовили влезть в голову по поводу безрассудства обоих ее союзников, паутинница подскакивает к тихогромом притянутому к земле и бьющемуся коршуну, а затем со всей силы бьет когтистой лапой тому по голове, на несколько секунд оглушая и сдирая перья.

[indent] в следующую секунду она хочет впиться в точку, где голова у птицы крепится к шее, однако коршун, хоть и ослабленный ранами и долгой битвой, совсем теряет рассудок из-за ощущения приближающейся смерти и начинает молотить крыльями так сильно, что коты упускают его. громкий клекот режет уши, и паутинница понимает: теперь отвлечь его на себя не получится. у коршуна все смазывается перед глазами, и когда они снова атакуют, птица умудряется увернуться лишь чудом, ведь она старается сделать вовсе не это — она старается взлететь. у нее не получается, и страх, делающий коршуна теперь безумным, а оттого непредсказуемым, заставляет его слепо кинуться  на противников, не думая, яростно размахивая крыльями: одним он силой прикладывается по сипушке, откидывая ее, вторым — по тихогрому, однако задевает не сильно. паутинница же, бывшая аккурат против врага, прижимается к земле и чувствует, как когти сходятся на ее боку. бурля снегом, воительница вырывается из хищных лап и выныривает из под коршуна снова с обратной стороны. от боли она стискивает зубы, подскакивая к сипушке:

[indent] — не время расслабляться!

[indent] сразу же в атаку паутинница броситься не могла: сбитое ранением дыхание было тяжелым, бок будто бы шипел от боли. однако кошка быстро восстанавливает ритм во время своего передвижения к коршуну: тихогром оказался с птицей один на один, лицом к лицу. кошка бросает невольный взгляд на сына: видишь ли ты безумие противника, понимаешь ли, что сейчас предугадать его действия на получится? достаточно ли распален огонь в твоей груди, чтобы нанести решающий удар? или ты привычным образом отступишь?

[indent] нет, ты не отступишь. я вижу, как ты двигаешься. я слышу, как бьется твое сердце. я чувствую, как гудит под лапами снег. еще немного, и жар нашего боя растопит его.

[indent] янтарная искра горит, когда паутинница встречается с тихогромом взглядами. лишь мимолетное столкновение, однако воительница вдруг отчетливо понимает: он справится.

крыло неласково бьёт его по подбородку — тихогром только успевает дёрнуть головой и чудом не прикусить язык клацнувшими зубами. удар мог быть намного сильнее — он это понимает на секунду позже, когда сбивается на вдохе: коршун сшибает сипушку с лап, точно она ничего не весит, и вонзает когти в паутинницу, которой не повезло оказаться к нему лицом к лицу.

тихогром хрипло выдыхает — с отторжением видит дальше, больше: кровь на снегу, тёмные перья,
сипушку, пришедшую в себя, но не смогшую удержать себя на лапах, со свежими ранами,
израненную паутинницу, которая смогла вырваться, но не избежать травм,
и...

тихогром заторможенно понимает: они смотрят на него.
и этот взбешённый, разозлённый схваткой коршун — тоже.

паутинница кричит:
— не время расслабляться!
тихогром хочет спросить:
— время уходить?

не успевает.

он определённо не хочет драться против хищной птицы один на один, но он видит её острые когти, тяжёлый клюв — понимает: сипушка и паутинница ранены. он всё ещё стоит на лапах — значит, он может им помочь. должен? об этом говорила горечь звёзд?
чью жизнь он хотя бы раз сберёг?

тихогром бросается вперёд.

злые глаза коршуна обращены к нему — от клёкота звенит в ушах. тихогром в последний момент отпрыгивает в сторону, очутившись близко, заходит сбоку, пока птица разворачивается следом, взрыхлив крыльями снег — тихогром видит движение, успевает за ним: подныривает под тёмные перья, цепляется когтями за основание крыла.

сжимает — наконец-то чувствует:
поймал.

всё происходит быстро, тихогром не успевает ни о чём подумать, ничего вспомнить: когти вонзаются глубже, прижимают коршуна к земле, и тихогром наваливается сверху, давит весом, не даёт расправить крылья —
ему ведь не впервые лишать права на небо,
— вспарывает острым спину, вытягивает шею,
хватает зубами за горло.

на секунду он забывает: о бое до, ради чего эта схватка была, что на него всё ещё смотрят — остаётся только он, только сердце под лапами, только слабеющая борьба с неумолимым. коршун под ним мечется, но тихогром не отпускает: клёкот начинает стихать, сильные крылья перестают биться об снег — эта птица уже не поднимется в небо.
тихогром закрывает глаза — по горлу стекает терпкое железо.

он удерживает коршуна ещё несколько секунд, чтобы убедиться, что тот мёртв. затем с трудом размыкает челюсти, выпрямляется, тяжело дыша. птица у его лап теперь неподвижна — тихогром торопливо утирает с себя кровь, запоздало понимает: бесполезно — он перепачкался в ней, сам того не заметив. и...

он разворачивается, вспомнив заново, где он и зачем. бой вскружил ему голову, но оттого всё кажется тяжёлым: колотящееся о рёбра сердце, подрагивающие от напряжения лапы — ему словно тесно в этой шкуре, неудобно в сплетении худых жил.

— вы в порядке? — спрашивает, сделав нетвёрдый шаг в сторону. тихогром на секунду останавливается, переводит дух — заставляет себя пойти вперёд: он и не заметил, какую дистанцию успел оставить между ними, пока дрался с коршуном.
пока его не... убил?

тихогром остывшим взглядом смотрит на красные следы.
ему бы подумать о чём-то ещё — кого он победил или кому наконец-то помог, что племя будет прокормлено, —
но на уме всё об одном:

в снегу омыть перья от крови гораздо проще —
для неё он вернётся не с пустыми лапами.

и ему этого — достаточно.