[indent] — Ты очень недооцениваешь свою компанию, Подснежная, и я буду только рад откликнуться на твою просьбу, — Серогрив улыбнулся в усы и подтвердил озвученное дополнительным кивком головы. — Однако сейчас, как ты сама сказала, главное это полностью восстановиться и лишний раз поберечь свою лапу. Уверен, что Чертополох бы меня в этом поддержала.
[indent] Кромешник был кем-то вроде назойливой мухи, непрестанно жужжащей над ухом, или желторотым юнцом, кичливым, гордым, любящим внимание. Потому не реагировать на черношкурого — в особенности смаковать тишину, возникающую после его монологов, — в разумных пропорциях было по-своему сладко. В большинстве же случаев воины раздражали друг друга до выпущенных когтей и поднятых загривков. Когда линии красного гнева волнами поднимаются в груди Серогрива от одной только ухмылки Кромешника, ему приходится силой проталкивать в сжатые лёгкие каждый вдох и тратить невероятное количество сил только на то, чтобы не вцепиться в глаза, заплывшие хронической насмешкой.
[indent] Но сегодняшний день другой. Обстоятельства иные, события, напрямую отразившиеся на Серогриве. Быть может, присутствие Подснежной в том числе влияло на его волю и мысленно воитель был благодарен юной соплеменнице за причастность, о которой она наверняка не подозревала. Или лиственный просто устал, — так бывает. Он определённо был сыт по горло, поперёк которого опять проступали очертания небезызвестной кости; что бы ни происходило, она всегда будет с ним. В этом было даже нечто утешительное.
[indent] — Проклятье, — вымученно обращается наконец воин к черношкурому. — Иногда глупость, которую ты пытаешься продемонстрировать, неумело замаскировав под упрямство, лучше не показывать. Но приятно видеть, что сколько бы лун ни прошло, ты в этом занятии не отчаиваешься, — Серогрив ведёт напряжённым плечом. Он знает Кромешника давно, понимает, что его словопускание — не больше чем фарс, каприз, помноженный на отчаянное положение Листвы. Края губ приподнимаются в пренебрежительном смешке. — Не напрягайся лишний раз, судьба лиственными давно испытана — вкус у неё, — «что у Тмин на котов», — знаком, всё такой же дерьмовый. Уж ты-то должен быть привыкшим, — была ли потеря Темнозвёздного такой же опустошающей, как у Серогрива — потеря Ржавницы?
[indent] Он без зазрения совести пропускает предыдущие слова соплеменника, ни на чём, кроме блажи, не основанные: пеплошкурый не припоминал, чтобы их передвижения в Тумане были ограничены — то же касалось охоты. Кромешник настырно сотрясает воздух, но, признаться, в этом он действительно достиг определенных успехов. Серогрив бы так не смог.
[indent] — Этот миломордый котик, с готовностью взявший ответственность за твою жизнь и жизни пострадавших, следует долгу лучше, чем Багульница, — тема целителей в их племени теперь являлась кромкой заостренных когтей, вдоль которой идти следует крайне осторожно. — И мне плевать, что звёзды предрекли ему — или нам, — но пока он оказывает помощь, мы не в том положении, чтобы от неё отказываться. За это стоит поблагодарить — мхом, например. Или дичью, — Серогрив намеренно встречается взглядом с Кромешником, пересекается им с Подснежной, толкает получившийся моховой шар к черным лапам и на секунду задумывается, словно вспоминает слово, вот-вот готовое сорваться, но за секунду безвозвратно потерянное. — Кстати о птичках, — хмыкает, — нужно отдать Багульнице должное, Тмин же она смогла как-то подлатать. Если я не прав, то, будь добр, поправь меня.
[indent] Внутренне Серогрив содрогается в хриплой усмешке, не отводит глаз от Кромешника, хочет наблюдать за сменяющимися эмоциями на его морде, — обреченные на пожизненное соперничество в чем угодно. Серогрив понимает, что иногда он ничем не лучше заносчивого соплеменника. Но вдруг краем глаза воитель ловит контур Подснежной и всё отчётливее мрачнеет: она подходит ближе, не стремится контактировать с угольным, и на секунду воителю показалось, словно в ее тихих шагах скрывается безмолвная просьба о защите. Серогрив ведёт корпус поперек, делает бескомпромиссный шаг вперёд и готов заслонить, но поздно — благодаря его паршивому языку, не отступающему в язвах, остротах и насмешках, пятнистая отстраняется.
[indent] Самец успевает поймать очертания мысли, что ему стыдно — за них обоих, — однако она не успевает оформиться во что-то цельное и плотное: из горла вылетает сиплый, шипящий звук, когда инициативу в импровизированном танце перехватывает Кромешник — возросший градус напряжения жаром окатывает пеплошкурого. С хладнокровной сосредоточенностью он наблюдал за котом и чувствовал, как сильно тянет в тугих мышцах спины. Серогрив качает головой от плеча к плечу — щелчки шейных позвонков сопровождают действие характерным звуком.
[indent] — Это твой дружеский совет? — он подходит ближе, неумолимо сокращает дистанцию — горячая кровь, загустевшая от вида этой чертовщины, от этой показательной елейности и заботливости, как бы Листва не нажила себе из пустоты выдуманных проблем, от этого упитанного самодурства, ритмичным набатом бьётся в подкорку. Серогриву плевать, он отразит любые выпады черногривого, но не позволит загнать в тупик смущения и беспокойства тех, кто очевидно уязвимее. — Что ж, беги вприпрыжку и расскажи туманным, чем мы тут по-твоему заняты, они погладят тебя вдоль загривка за особую бдительность. Чужая территория против нужд раненых соплеменников, какая прелесть, — смотри, как бы это не стало нашим маленьким секретом на троих.
[indent] Он только и может, что обернуться к Подснежной, проверяя, всё ли в порядке.
