← Целительская (условно — с главной поляны Тумана)
Пока Крапивка с интересом внимает наставлениям Омелы — Морозец озирается по сторонам, силясь запомнить всё, что окружает их по дороге за травами. Сезон Листопада делает природу красивее, чем летом, и даже противный дождь не способен испортить всю красоту. Морозец брезгливо щерится, наступая иногда на совсем отсыревшие ветки и щепки, но продолжает то смотреть вверх, иногда запинаясь, то оглядываться и рассматривать что-то вокруг.
Ему нравится.
Нравится всё, что его окружает. Но больше ему нравится ощущение свободы, и в глубине души он тихонько завидует Угольнику, ибо тот волен пойти, куда захочет, и заниматься тем, что приносит ему удовольствие. Морозца от листьев и стебельков уже порядочно потряхивает, но ради Омелы и Крапивки он старается сдерживаться. Расстраивать целительницу ему просто не хочется, а Крапивка... Морозец рад, что Крапивка нашёл отдушину в целительском деле, и портить ему обучение — значит, быть плохим братом. Морозец таким быть не хочет никак. Поэтому он стискивает зубы, держа за ними язык каждый раз, когда с него хочет сорваться какая-нибудь колкость.
«Зачем племени целых два целителя?.. У Крапивки к этому дар, что ли. Тяга какая-то. А у меня её нет. Я буду плохим целителем, и всё племя будет просто стараться не болеть, чтобы не попадать ко мне в палатку. И кстати... а у нас с Крапивкой будет общая палатка — или у каждого своя?.. Жить в палатке одному, наверное, так одиноко...»
Украдкой Морозец кидает взгляд на Омелу: думает вдруг, не бывает ли ей тоже одиноко. Может, она и рада их обучать? Может, она всегда была такой ворчливой лишь потому, что вынуждена была оставаться одна?..
От этих мыслей Морозцу становится грустно. «Быть целителем — бремя, а не дар», — думает он. И всё больше эта мысль в его голове укрепляется. Они сознательно лишают себя стольких важностей! Как будто наперекор идеям Звёздного племени совсем нельзя пойти... Это неправильно. Это вызывает в Морозце лишь желание сильнее сопротивляться.
— Смотри, может, вот так?.. — неуверенно спрашивает он Крапивку, видя, что брату не удаётся собрать кору. Он и сам слабо понимает, что делать: задумался, пропустил все слова Омелы мимо ушей. Но по наитию делает так, как нужно, и с неожиданной удачливостью собирает несколько тонких лоскутков. — Хм...
На пару мгновений мордочка Морозца светлеет: он с тихой гордостью демонстрирует Омеле свой урожай. Гордится не потому, что уделал Крапивку, которому это всё нравится гораздо больше, и не потому, что пытается быть хорошим во всём — но потому, что даже неприятное для себя дело он смог выполнить без особых проблем. Что-то неуловимое есть в этом осознании. Будь ты хоть трижды уверен в том, что тебе что-то не по зубам — бери и делай. Получится — хорошо, но если не выйдет — не будешь себя винить: ты ведь знал, что потерпишь провал, был готов.
Про смерть-ягоды Морозец слушает с куда большим интересом: такая информация ему по нраву. Вслед за Крапивкой он подходит к кусту, придирчиво нюхает листья: нужно хорошенько запомнить их аромат. Когда-нибудь точно понадобится, да?
— Даже лизнуть нельзя? — с излишне заметным коварством задает он вопрос. — Даже один разочек языком провести? Почему они зовутся смерть-ягоды? Как от них можно умереть? Они опасны только для нас? Омела, ты слышишь? Только для нас??
Смерть-ягоды интересней ольхи. Это что-то новое, что-то очень любопытное, это занимает Морозца с гораздо большим успехом. Ему даже не приходит в голову, что вопросы могут показаться Омеле странными: это его привычная детская пытливость, с которой он пристрастно может вцепиться в кого угодно. Ягоды, которые могут убить. Обалденно!
И когда Омела недовольно цокает языком, говоря с убеждением, что той новой интересной травы им сейчас не найти — Морозец, воодушевлённый её объяснением, говорит:
— Поищу что ещё!
И прыжком он уходит в другую сторону от Крапивки, чтобы найти что-нибудь, что не сможет найти старший брат. Повторяться — не интересно, нужно быть уникальным. Может, Крапивка найдёт что-то в разы полезнее, но Морозец успеет собрать больше!
И в поисках каких-нибудь лечебных трав, о которых Омела говорила раньше, Морозец вдруг натыкается на другую, ему пока незнакомую. Изучает с сомнением.
— А эту зачем-нибудь надо?.. — спрашивает громко, привлекая внимание. Задирает пушистый хвост и чихает, стоит ему только понюхать один из листков.