[indent] Внезапно слова старшего котика отзываются странным смущённым жаром на мордочке Крапивки, который даже невольно замирает, когда слышит такую… похвалу? Лесть? Что это? Как расценивать слова Пчелолапа, который уже сейчас смотрит на Морозушку и говорит, что они помогут. Невовремя, почти неуместно то трогает душу маленького пятнистого насупившегося котёнка, что приходится даже отвести взгляд, сглотнуть странное ощущение, усмехнуться, улыбнуться тускло, сдержанно, замечая, что что-то щекочет в груди, что-то сжимает так сладко и хорошо, что впору засмеяться от благодарности, от этих светлых слов, ведь для Крапивки действительно то важно, очень важно вылечить кого-то, отличиться, сделать всё, чтобы немного, но надломить привычный ход. И кто знает, может тогда мама заметила бы, оценила старания. Может тогда меньше бы кто страдал, может тогда племя было бы сильнее.

[indent] — Спасибо, — смущённо буркает Крапивка, не зная, что ещё сказать. — Я был бы не против и правда.

[indent] И всё же, словно не то благодаря словам пятнистого, не то благодаря сменившемуся настрою, но подстилки будто стали легче и быстрее свариваться, и котёнок с гордостью кивнул, когда увидел, что ещё одна поддалась лапам Пчелолапа и отважно завернулась в рулет. Такой и катить удобнее, главное, чтобы не разложить обратно случайно. Крапивка не замечает только одного, пока восхищается тем, что Пчелолап его покорно слушается, что родной брат, Морозушка, уже ускакал прочь, и ничего не остаётся кроме как крикнуть ему вслед грубое недовольство.

[indent] — Сбежал, трус, — буркает Крапивка, поднимая взор на оруженосца и гадая, не пойдёт ли тот следом, заставляя пятнистого каждого выковыривать из игр и беззаботности обратно на задание. Сколько они уже занимаются детской?

[indent] — Я хочу помочь тебе, — выбирает пятнистый, дёрнув ухом. Не замечает, как вкладывает в эту фразу совсем иную  интонацию, другой смысл, который может и не относиться к нынешней ситуации. Топорщит усы, шагает ближе к Пчелолапу. Заглядывает в чужие глаза. — Но потом я бы хотел, чтобы ты помог мне привести в полный порядок детскую. Осталось вывалить на выход все подстилки и ещё раз сгрести мусор, чтобы потом заделать несколько дыр у входа и сделать навес, а потом можно будет притащить чистые свежие подстилки. Поэтому я был бы благодарен, если бы ты остался со мной, — строго и ровно мяучит котёнок, готовый, кажется, прыгнуть на Пчелолапа, если тот выскажет какую шутку или затею пропасть. Но прежде чем то случается или близко к тому, Крапивка пихает подстилку в сторону выхода. — Поможешь? Вот честно, лучше бы ты был моим братом, — ворчит маленьким старейшиной.

[indent] Крапивка украдкой закатывает глаза, когда слышит очередной смешок. Ну сколько можно? Пятнистый что, шутка ходячая, анекдот? Нет, ничего он сам не рассказывает, ни о чём не говорит, а Пчелолап привычно снова и снова усмехается на слова, пусть и то, кажется, с рождения, но котёнок не желает знать, беззлобно это или нет. Но оно всё же раздражает немного, пусть и Крапивка понимает, что прежде всего его расстроил Морозушка, убежавший в более интересное и менее сложное место, где не нужно заниматься детской.

[indent] Впрочем, ладно. Котёнок сдержанно улыбается затем, чтобы не распыляться неудовольствием, затем уже сам усмехается искренне, когда слышит увлечённый ответ. Это по-своему трогает ворчливое сердечко Крапивки, и пятнистый невольно топорщит усы, пряча смущение. Но вот кончик хвоста ловко и почти незаметно касается младшего, и тут отскакивает, как ужаленный. Пушится, смотрит исподлобья на Пчелолапа, напоминает взором, что его, вообще-то, нельзя трогать вот так запросто. Даже случайно. Даже дружелюбно.

[indent] «Наверное, не стоило так».

[indent] — Я и не хочу его заменить, — просто затем отзывается котёнок, поглядывая на выход из детской так, словно вот-вот там появится обиженная морда. — Вот пару ударов сердца назад хотел. Сейчас нет. Всё же он хороший. Мышеголовый, но полезный, — мяучит монотонно Крапивка, принимаясь за дело по очищению детской.

[indent] На удивление котёнка, работа получается слаженной. Не то Пчелолап слишком умелый, и подстраивается под младшего, который ещё не столь опытен в заворачивании подстилок, не то просто вместе они отличная команда. Крапивка даже пыхтит от усердия, утирает хвостиком свой лоб, когда все подстилки оказываются свёрнуты и выкинуты на поляну. И Морозушка помогает: крыша сделана в неплохом виде, и тут даже не придраться особо, как бы тёмный не щурился и не вертел головой после.

[indent] Они все устали. Это правда. И даже колкий котик не мяучит недовольство, только лишь стряхивает время от времени свою шёрстку от мха, пыли и кусочков чего-то непонятного. Лапы даже невольно болят и ноют.

[indent] Наконец работа заканчивается, и Крапивка кивает Пчелолапу, когда тот уже скачет к выходу, ругаясь на детскую.

[indent] — Спасибо за помощь, — отзывается, проглатывая слова радости о том, что оруженосец его не бросил и не оставил разгребать всё в одиночку. — Буду тебе должен.

→главная поляна

Таймскип

Время... Время ускользало сквозь пальцы. обращаясь в песок, и вот уже след Лиственного племени выветрился с главной поляны и остался только лишь воспоминанием обо всем случившемся, обо всем омрачившим впоследствии становлении воином и что не скоро обещало еще забыться. В племени было много проблем — на удивление. Сперва ученики целителя бегали за Омелой и Горечью Звёзд, пытаясь протиснуть в их слабеющие пасти целебные травы, потом — уже целители за одной лишь предводительницей. Пчелохвост выбирается по снегам, по талым лужам, чтобы помочь Крапивке-Крапиве найти немного больше нужных трав, рассказывает что-то смешное, пытается ободрить, но неизбежно видит в зеленых глазах — друг устал, и даже если он привычно сдержан, серьезен, не по лунам стар на взгляд, поверить, что ему все равно, невозможно.
Да и вряд ли кому-то может быть все равно, когда племя теряет тех, на ком буквально держалось.
Пчелохвост видит, как мир вокруг него, казалось, устойчивый, неожиданно шатается, как дом, подхваченный торнадо. И созерцает это, находясь внутри и словно бы снаружи, задумчиво осмысляя каждый миг буйства судьбы. На его губах все та же улыбка, а во взгляде все та же затаенная печаль, множество невыплеснутых мыслей, которые по итогу — ворох бумажек без пронумерованных страниц.

Когда, услышав мышь и проскользнув к ней ближе, Пчелохвост оглушает ее, он не убивает и даже не проливает крови, лишь крепко сжимает и придушивает.

Пробираясь по дорогам в родной лагерь, он смотрит по сторонам в задумчивости, отмечая, что мир вокруг меняется, но в основе своей остается все тем же.

Сейчас утро. Солнце лениво пробирается на главную поляну и освещает шкурки выбравшихся из своих уютных палаток соплеменников. Пчелохвост оставил их еще раньше, где-то до рассвета. Теперь же черно-белый воин выкарабкивается в лагерь из плена переплетения крон и стволов и приветливо кивает кому-то, а между тем чувствует, как грызун в пасти дергает лапками — кот покрепче сжимает его, не давая и помыслить о возможном побеге.
В детской тихо. Укромное место под поваленным деревом мало изменилось с тех пор, как оно было домом для него, Дурман, Крапивы, многих иных. Здесь все так же царит сумрак, тепло, все так же пахнет молоком. Только места, кажется, маловато, и земляной свод заставляет пригибать голову.
Он не был здесь с тех самых пор как детскую покинул пятнистый товарищ.
Так давно.
Проникнув, он огляделся, понимая, что шуметь нельзя, сжал-разжал пальцы, но был успокоен тем, что мало кому помешает сейчас. Заприметив не дремлющую, но и не успевшую еще ускользнуть прочь Лепесточек, Пчелохвост улыбнулся ей и тут же изогнул хвост, подходя ближе.
— Утро теплое, — добродушно мяукает ей кот в знак приветствия, и, будто здороваясь тоже, грызун в его пасти тоже попискивает, заставляя кота дернуть усами и вспомнить о принесенной мышке.
— Я тут поймал, — даже опуская на землю, чтобы освободить пасть, черно-белый тут же прижимает его к земле. Улыбается кошечке, — Подумал, может, захочется половить самим, а то из кучи с добычей ничего живого не достать, — пытается уцепить ее взгляд, чтобы уловить — понравится ли затея.

Броски дайсов

В желтых глазах, что вспыхивают в полумраке, Пчелохвост читает слово "любопытство", и его медовый вкус оседает на языке молодого воителя, заставляя его улыбнуться немного шире. "Любопытство", конечно, здесь не единственное — при желании вычитать можно и "удивление" и "интерес", а, покопавшись, наверняка выудить можно и многое-многое другое. Жаль, глаз недостаточно наметан, чтобы различить каждый оттенок, а заодно и составить полную картинку. Но общий фон становится понятен, и он отзывается теплом в мыслях и груди.
— Ага! — с губ пташкой срывется смешок и весело воитель щурит глаза, — Усами клянусь!
И тут же дергает светлыми вибриссами будто бы в подтверждение или будто бы в опасении — сейчас окажется, что мышь все-таки умерла и вот тут то не поздоровится. Но нет, она ерзает, скребется маленькими коготками под лапой, даже если не так отчаянно и рьяно, как могла бы, она еще тепла и готова бежать.
— Когда я был маленьким, нам с Дурман иногда мама таких приносила, — поделился дружелюбно черно-белый и повел своим хвостом. Это было давно, достаточно давно, чтобы почти забылось, и могло оказаться "неправдой", но в голосе Пчелохвоста все же отразилась искренность, — Правда, я всегда проигрывал, а Дурман ловила все первая, — добавил он полушутливо, не сдержал смешок, в мыслях воскрешая образы. Была ли это правда борьба? Или он так поддавался? Как бы там ни было, то точно было весело. Тогда.
Лапа Пчелохвоста сдвинулась чуть ближе к Лепесточек.
— Не скучаешь здесь? — мирно улыбнувшись, любопытствует старший, оглядываясь по сторонам, напоминая себе "шуметь нельзя". А после отпускает мышку, но, прежде чем она успевает ускользнуть, зажимает ее хвостик, отчего раздается попискивание — так он наконец доказывает: жива, точно-точно жива. Впрочем, Лепесточек достаточно подать малейший знак, чтобы воин отпустил ее и позволил уже малышке заняться небольшим грызуном.

"Как это так никто?" — спросить не успел, но по распахнутым глазам и общему выражению удивления, замершему на мордочке Пчелохвоста такой вопрос застать можно было легко, будто бы никоим образом он не ожидал стать для кошечки первооткрывателем. Впрочем, в чем-то его опередил аж сам Остролист.
— Подумать только, — зеленые глаза молодого воина блеснули, — Целое крыло? И что же вы с ним сделали?
Тонкий черный хвост изогнулся, а во взоре замерло искреннее любопытство. Сомневаться в глашатае — дело последнее, к которому вообще лежали мысли Пчелохвоста, но решение показалось ему в чем-то даже любопытным. Интересно, как бы он отнесся, получи перо совы в своей юности? Попробовал ли бы и на сей раз убедить Крапив(к)у в том, что поймал все сам, рассказывать ему байки, пытаясь вызвать улыбку? Воспоминания о минувшем — дуновение теплого ветерка, нечто, оставшееся лишь следом.

— На мотыльках? — привычка: Пчелохвост облизывает свой нос и ведет ухом, припоминая летающих насекомых, порой забирающихся в палатки по ночам, а потом улыбается, взглянув на свою юную собеседницу, — И правда, надо было! — замечает, — Жаль, Дурман уже таким не привлечешь, но будущим поколениям котят такое знание нужно будет обязательно передать, — легкий прищур, воин добродушно подмигивает своей собеседнице, словно бы предлагает ей заключить некий договор: такое знание позабыто быть не должно.

Как и знание о мышах.

А о том, что происходит нечто более ужасное, пугающее, болезненное узнать всегда успеется.

В голосе Лепесточек звучит возмущение, и Пчелохвост смеется:
— Ну-ну, не злись на нее, — ободряюще он улыбается юнице и склоняется ближе к ней, чтобы пощекотать мордочку своими усами. Он почти пустил мышку, отвлекая малышку и наблюдая за тем, как меняется выражение ее мордочки.
— Ваша мать сейчас болеет, но, как только ей станет лучше, она обязательно к вам заглянет, — мяукает кот.
Он говорит спокойно, уверенно, хотя знает, слышал — Горечь Звёзд теряет одна жизнь за другой, он видел следы усталости на морде Крапивы, он знал — а станет ли лучше? И испытывал толику тоски, понимая, что мир был порой жестоко несправедлив. Но верить в лучшее — это единственное, что вообще у них оставалось в этой ситуации. Это своего друга он мог бы обвить хвостом, да говорить о происходящем без лишних прикрас.
Не здесь.

Раздается восклик Лепесточек, и Пчелохвост отпускает мышку, отчего та тут же спешит отскочить от чужой лапы.

— Ну-у, не то что бы! — с губ смешок, навязчивое желание лизнуть нос проскальзывает на периферии сознания, но где-то там и задерживается, — Раза три или четыре так!

"Зато нам точно не приносили совиных перьев".

Воображение нарисовало крыло крупной хищницы, отданное на растерзание маленьким представителям рода кошачьих, и от картины того, как крохотные клычки выдирают из него перышко за перышком захотелось засмеяться.
Н-да уж!
Пчелохвост улыбнулся, но улыбнулся по другому поводу:
— Так ты у нас будущая лучшая охотница племени? — добродушно спрашивает кот, представляя: поймать почти все перья, обойдя близких, задача вряд ли уж из легких, а Лепесточек она, похоже, далать без больших затруднений — в этом было чему восхититься и было о чем задуматься.
Как минимум, будущему наставнику уж точно повезет с небольшой кошечкой — тут оставалось только лишь немного позавидовать, а пока несложно было представить, как они вместе достаточно легко, быстро осваивают охотничью стойку.
Сколько там провозился с ним самим Сумрак?..

А ведь если бы котят учили всему заранее, то и Сумраку было бы впоследствии меньше возни.

Пчелохвост невольно снова допустил улыбку.
— И правда: у других котят еще столько шансов и возможностей — нельзя упускать! — хвост изогнулся, мысль немного сбилась с хода, но черно-белого не обеспокоило то: нет, мимолетно кинул взгляд на выход, а потом поискал других котят — пока никого, кроме дремлющей Озаряющей и ее еще слишком крошечных отпрысков, повстречать не удалось, так что быстро вернулся к Лепесточек.
— Как станет теплее, принесу вам мышек и мотыльков. Только с тебя уговор — скажешь мне, когда в палатке будет кто-то еще, — мяукнул юнец и блеснул взглядом.
И тут же оценил размеры крохи, невольно обращая внимание на то, что совсем скоро ей придется покинуть детскую. Успеют ли они вообще или придется дальше уже пробовать все на практике?

При воспоминаниях о предводительнице, конечно, уже не так весело. Даже невольно задашься вопросом, а сможет ли она посвятить своих котят, дать им ученические имена, или слабость переложит эту ответственность на чужие плечи?
— Я обязательно поинтересуюсь у Крапивы, можно ли будет к ней зайти, — закивал чёрно-белый, отмахиваясь от мыслей, тут же найдя авторитетную мордочку, на которую мог сослаться. Он уже сейчас мог вообразить, как нахмурится товарищ и как перечислит несколько причин против, прежде чем, может быть, удастся убедить его предоставить котятам небольшую встречу:
— Некоторые болезни заразны, — пояснил воин, — Поэтому целители не очень любят подпускать здоровых к больным, чтобы те не заразились.

Ведь Омела...
Если предводительница подхватила хворь от целительницы, было совсем уж печально, хотя, казалось, и Горечь Звезд начала болеть уже давненько.

Мышь вырвалась, побежала прочь. Она пыталась спасти свою жизнь, но бежала не так быстро, как если бы дорога и чужая хватка не измучили ее, и все же упрямо перебирала небольшими лапками, меняла направление, норовила забраться под подстилку.
— Ты сможешь, Лепесточек!
Пчелохвост между тем преградил ей путь к отступлению, встал поперек выхода, приготовившись.

С губ рвется добродушный смешок, улыбка тянется в уголках и поблескивает в зеленом взгляде. "Так точно, Лепестковая Звезда", — отзвук в голове, иль звучнее будет Цветение Звезд? Как бы то ни было, это все большое озорство.
— Быть предводительницей — больша-ая отвественность, — мяукает воитель. Вспоминается невольно, что морды у всех лидеров племен омрачены какой-то тенью, что взгляды их тусклее, чем могли бы быть, вспоминается — а многим ли отличаются взгляды взрослых? спрашивает себя — многим ли отличается его собственный взгляд? Отмахивается — не дело думать об этом сейчас, но все равно голова в облаках — досада, привычка с ученичества никуда деваться не собирается.
От этого уже и неуместным становится дополнять что-то еще — нить попусту теряется, будто, будучи натянутой, она была перерезана легко одним взмахом лезвия.

Слова о котятах Озаряющей снова заставляют обратить взор к трехцветной кошке, про себя отметить — ведь так и не спросил у бывшего наставника о том, что думает он о появлении потомства. Иногда ему кажется, что он упускает из жизни соплеменников непозволительно много деталей и вопросов.
— Обычно котята перестают пищать примерно... в одну луну, — заметил Пчелохвост, вернул взгляд к своей маленькой собеседнице и их небольшому разговору, усмехнулся, — А потом они начинают говорить и спрашивать про все-все! Бывают, правда, странные котята, которые больше сидят и с рождения на мир смотрят хмуро, — смешок, вспоминается старый друг, — Но они редкие, — "Поэтому в чем-то особенные", — в мыслях про себя, пока мажет языком по носу.
— А Медянке и Серебро обязательно передай!
Нельзя, чтобы все это оказалось замолчано.

— Могут, — признавать не особо приятно, ведь отзывается сразу какой-то тревогой, — Поэтому быть целителем очень-очень почетно, но опасно, — качает головой, между тем почти вздыхает, обращаясь в мыслях к палатке, пропитанной запахом трав
— Но они стольких больных "перепробовали", что, наверное, уже болезни от них болеть должны, — шутливо ворчит и подмигивает кошечке.

Мышь.
Лепесточек бежит за ней, не дает спрятаться, не дает исчезнуть, ловит как-то случайно, неловко — падает, а та под юницей пищит, вырывается:
— Хватай ее! — мяукает воин, ощущая, как сердце его бьется от азарта, даже если за добычей бежит не он, он — лишь наблюдатель, чей хвост подрагивает в нетерпении. Миг — он готов будет подорваться, чтобы помочь удержать, а потом показать, если потребуется, как следует укусить, чтобы грызун замолк и замер в чужой пасти.

Говорят, что в крови таких, как Лепесточек — само пламя, и Пчелохвост не может не улыбаться, когда слышит уверенность в ее тоне, когда кошечка играюче солнечным лучом рассекает тучи: когда она говорит так, это и правда кажется легким, нисколько не пугающим, хотя черно-белый и ощутит иллюзорность своего воодушевления в тот же миг, что лапа его ступит из палатки — тогда на губах вдруг осядет соленый привкус, но воин так и не сумеет уловить, откуда он придет.
Возможно, тогда он подойдет к Крапиве, тогда он снова забудется.
Сейчас засмеется.
— Знаю-знаю, — покачает головой и блеснет зелеными глазами, выискивая взор котенка, — Когда я жил в детской, тоже приходилось ютиться с пищащими комочками, а они и ночью умудрялись просыпаться, — мяукнет и вскинет брови, вспоминая отрывки давно ушедшего: тогда он затыкал уши мхом и не верил, когда мать говорила, что и они с Листочком были точно такими же, только совсем того не помнили. Впрочем, не сразу смог поверить он и в то, что когда-то покинет детскую и станет учеником, а затем и воином. Сейчас уже верил, пусть неохотно — придет время, он переберется в палатку старейшин, не сумев сломать простой цикл, повторяемый из поколения в поколение. Может, только где в своих фантазиях проживет совсем иную жизнь и переменит так много вещей, что палатка старейшин уже не будет страшить, даже если следит сейчас лишь издалека.

Лепесточек отважно сражается мышью, пусть грызун рвется на свободу — не дает ей спастись, не дает скрыться, в один миг — сжимает тушку в своих лапках, пригвоздив ее к земле, и на этом ломает последний рубеж обороны, оставляет дело за малым — Пчелохвост ловит сигнал и подлетает к юнице мигом, он в последний раз выхватывает глаза-бусинки мыши, просит кошечку отпустить, но только чтобы перехватить и, склонившись, нанести один точный укус, с которым оборвется всякий намек на жизнь грызуна. Лишь легкий привкус металла зависнет на языке.
— И правда лучшая охотница! — похвалил черно-белый с придыханием, распрямляясь и с улыбкой заглядывая в глаза Лепесточек, — Признавайся, тебя уже точно кто-то учил охотиться, — шутливо и добродушно протянул, пока пощекотал мордашку собеседницы усами, а потом позволил ей самой распорядиться добычей, чуть от нее отступив.