- Начало игры –

Тихий стук дождя об бревна. С протяжным чавкающим звуком кошка отрывает лапы от земли. Размокшая, она чуть втягивает их внутрь, в самую грязь. Шиповничек морщится и прикидывает, где ей потом отмыться – придет в таком виде в лагерь, все сразу поймут, что эту ночь оруженосец провела в лесу.

Густой туман растекался по бурелому. Когда Шиповничек выходила из лагеря, он только спускался с подножья гор, а сейчас уже покрывал землю, все больше сгущаясь.

Не было тихо. Покореженная древесина скрипела, скрюченные ветки раскачивались с каждым завыванием ветра. Его стоны отзывались в поваленных бревнах, и кошка, взбираясь, вздрагивала от их качания. Бурелом шептал. Шиповница всматривалась в глухую тишь, вслушиваясь в шорохи, и каким-то образом ощущая их касание на своей шерсти.

Туман затягивался. Кошка не видела, куда шла. Где-то возле затылка маячила мысль, как бы не забрести на территорию вражеского племени, но Шиповничек не давала ей развиваться. «Ну нет,» - думала она: «Их вонь я учую».
Разумом и глазами кошка понимала – на буреломе она одна. Но склизкое чувство чужого присутствия расползалось по телу мурашками. Игнорируя это чувство, она шла дальше. Только вздрагивала порой, когда очередная коряга в занавесе тумана принимала кошачий вид.

Вдруг она замерла. Мышцы напряглись. Когти были выпущены.

Она наконец-то нашла то, чего так долго искала. Слабый запах добычи. Из-за тумана видимость была ни к черту, и, ориентируясь только на нюх и слух, кошка шла, чуть прижавшись, на упругих лапах. Скоро она увидела белку. Черная шубка едва проглядывалась в темноте, но запах был четким, как никогда. Азарт разгорелся в глазах кошки, на морде появилась самодовольная ухмылка. Белка сидела на бревне, прямо напротив Шиповничек, может быть, в двух или трех кошачьих хвостах. Поймать ее – раз плюнуть!

Кошка пригнулась. Она не сомневалась, что одним прыжком разделается с добычей! Оттолкнувшись задними лапами от земли, Шиповничек впрямь смогла допрыгнуть до белки. Но…

– Твою ж королеву! – вскрикнула кошка. Из-за дождя бревно стало скользким, и, не рассчитав силу прыжка, кошка скатилась с него прямо в самую грязь, полностью испачкавшись в ней. Под ругань оруженосца белка убежала. Как и днем, Шиповничек осталась без добычи.

Раздосадованная, она со всей злостью ударила лапой по земле. Ей хотелось плакать, но, позволь Шиповничек такое, в своих глазах опустилась бы еще ниже.

– Не время сдаваться, до утра еще куча времени! – сказала она себе, вставая на лапы. Ничего, найдет другую добычу. Может, даже более крупную. Тогда она точно утрет нос тем мышьим душонкам!

Уши резко навострились. Отвлекшись от мыслей, Шиповничек заметила поразительную тишину. Все звуки пропали, кошка слышала даже свое дыхание. Чувство преследования стало как никогда острым, бьющим в голове, как набат.

Треск. Шиповничек обернулась. Из глубины тумана приближался силуэт. Трудно было сказать, был ли то кот или нет. Он был просто огромным.

На минуту повисло молчание. Сердце кошки сжалось от страха, все тело сжалось и застыло, будто бы желая исчезнуть или притвориться мертвым, остаться незамеченным. Взяв себя в лапы, Шиповничек приняла боевую стойку и яростно зашипела, переходя на рев:

– Выходи, гад! В любом случае с тебя шкуру спущу!

Ей было страшно. Но так просто сдаться она не могла. Ни коту, ни зверю, ни чудовищу.

Отредактировано Шиповничек (2022-11-05 13:38:08)

лес дышит, извергает сгущенное полотно белесого, бледного и едва ощутимого, щекоча влагой нос; смотрит большими слепыми глазами сквозь треск облысевших ветвей и ведет помесью хрустов-всхлипов где-то под самыми лапами аккурат к искривлённым рядам частокола, низкодушным остриям щепок, сухостою, отсыревшей и скользкой земле. юноша выдыхает сжато, окидывая пространство внимательной, неизменно придирчивой позолотой. близ надломанных незримыми чудищами стволов и теней голодного ветра лишь морось, и вой, и морок.

он ступает со всей присущей кошачьей породе осторожностью — тихо и мягко, словно россыпью лебединых перьев. опускает дымчатый подбородок, тянет воздух, пропитанный калейдоскопом ночных ароматов, и не чувствует среди них ничего, о чем могла бы идти речь этой злосчастной безлунной ночью под тяжёлыми сводами ученической палатки.

оно и понятно — в чёрные сказки верят либо котята, либо отъявленные зайцеголовы.

— как там старуха говорила, а, рыбник? — он не оборачивается к крови, а произносит почти что вперёд, едва клоня голову, — в первую очередь чаща выцарапает тебе глаза, да? — посмеивается безрадостно и тихо, поправляя себя нарочито наспех, — ой. или это уже другая история?

братское плечо рядом не привносит в прогулку покоя, не тешит сердечко молчаливой поддержкой и не тянет улыбку к устам. нет, братское плечо свербит, давит охру глаз в красный, и у кукушки внутри — дымящиеся груды, жгущие изнутри рёбра, и пустые, гаденькие мысли напополам с послевкусием чужого вольнодумия, чужой глупости, торчащей из чернявых ушей зловонным лягушачьим помётом и травящим его, пепельного, невыносимым смрадом, провокацией, дурным детским вызовом. он перекатывает слова на кончике змеиного языка и не находит средь них правильных, нужных, потому что все — лишь смешки да ругательства, которых всех вместе взятых не хватит, дабы описать одного.

завеса рябит близ зрачков, тянется меж крон извилистыми молочными ручьями и опадает к опушкам многотонным сонливым облаком, прикрывая листву как мягоньким одеялом. им, полуночным, тропинка прямиком в неизвестность, и кукушка, чуть запоздало обративший внимание на погодные перемены, замедляет шаг, поманивая черношкурого оруженосца кончиком седого хвоста.

— держись ближе, если не хочешь затеряться тут до самого утра.

перспектива потерять рыбника в буреломе казалась скорее манящей до сладостного мурчания, нежели сомнительной, но кукушка точно знал, что остаться единственным свидетелем происшествия — роль не из завидных, а оттого, пускай и с большой неохотой, позволил себе отпустить минутный соблазн. впрочем, он никогда не выбирал себе судьбы, — та всё решала за него строго, прилипая, как сухой репейник под хвост, — и этот раз не стал исключением.

глядит в белизну, всматривается и не видит; пустота отвечает глухой тишиной.

— рыбник?

кот пропадает из поля зрения и ученик чувствует, как льётся от сердца покалывающее и жгучее, нервозное, взвинченное. чужие игры — игры ли? — ковыряют рассудок кривым коготком, понуждают к какому-либо поспешному действию, тянут ниточками за навостренные ушки, но кукушка держится стойко, кукушка старается не поддаться и не упасть в грязь лицом перед ним в самую первую очередь, заглушая оклики где-то в глубинах гортани. мышеголовый, — лишенный зрения, покинутый, направляется куда-то в сторону, выискивая запах родной крови, — я из тебя всю дурь выбью, когда найду.

но нанизывается лишь на чужой.

Одна фраза, и Шиповничек охватила злость. Одна фраза, и эмоции кошки скачками прошлись от замешательства к облегчению, от к облегчению к ярости, от ярости к раздражению. Хоть Крестовик и что-то упоминал про следы (что туман их скрывает или что-то подобное, болтовню кота она особо не слушала), оруженосец была уверена — он видел, как она упустила белку. Как и в прошлый раз, еще утром.

— Нормально, в наседке не нуждаюсь, — процедила она и, поравнявшись с Крестовиком, тихо, артикулируя каждую букву, прошипела:

(Каждый слог звучал точно выстрел)

— Прежде, чем пойдешь крысятничать, передай своим братьям, что еще до утреннего патруля я вернусь с двумя кроликами, крупными такими, и запихаю тех прямо в их лишайные задницы.

Она выпрямилась во весь рост, выпятив грудь. Мол, видишь, чхать я хотела на вашу шайку! Но со всклоченной, грязной шерстью, кончики у которой слиплись от глины и повисли под ее тяжестью; с телом, которое потихоньку начинала бить дрожь, банально из-за усталости, выглядело не убедительно.

На самом деле, Крестовик не плохой кот. Шиповничек знала это. В отличие от других, он старался ее поддерживать. Как бы заботиться. Но ничем, как замешательством, это не отзывалось внутри кошки.

Сама Шиповничек понимала, что была не больше, чем котенок. Из яслей вышла целую луну назад. Ей страшно, жутко и холодно. Промозглый ветерок сезона листопада давал о себе знать; он добирался вплоть до густого подшерстка, пробирался под него крысой, цеплялся когтистыми лапами льдинок в кожу и проникал внутрь, морозя до самых костей. Хотелось плакать. Хотелось, чтобы пожалели. Глубоко внутри ей было стыдно за свои слова, но еще больший стыд ее брал за свои чувства. Злость уходила, но внутри груди отчаянно бился спутанный комочек. И, кроме как разорвать его, Шиповничек ничего не приходило в голову.

Но ничто из этого не отразилось в ее взгляде. Ветер сменился и принес новые запахи. Шиповничек нырнула в туманную гущу, в серой пелене виднелись только зеленые огоньки глаз.

— Выходи, или я тебя сама за хвост вытащу, лисье отребье!

Теперь она знала. На буреломе они не одни.

оруженосец тянется носом к древесине, мхам, размокшим под дождём листьям. втягивает ароматы, скрупулезно разбирая их ноты на естественные и нет; путается, теряется, ловит отзвуки запаха брата и кого-то ещё, стараясь удержать рассудок в узде под нарастающий грохот сердца. что-то не так, — стрелой и насквозь, оголяя самые гнетущие опасения. 

                  слишком поздно замечает, как из тумана выныривает чёрное, страшное.
                                                              оно щекочет ухо горячим дыханием под лязг клыков.

кукушка дёргается, оборачивается тревожной совой, вздыбив загривок точно тёмные перья; щетинится скорее инстинктивно и неосознанно, нежели намеренно, и тяжело жмётся к земле — выворачивается, пачкается, оголяет зубы. бледная сталь когтей проскальзывает в мышином усике от влажного от мороси морды, секундой позже — затихает, прячется в твёрдой лапе, что опускается коротким и легким ударом аккурат на угольный лоб.

— у тебя что, птичий помёт вместо ума? — шипит тихо, едко и раздраженно, гневливо ударяя хвостом по сырой земле; сердцебиение ищет прежние такты — замедляется постепенно и верно, но больно. кукушка едва сдерживается, дабы не кинуться на черношкурого шутника, — благодари свою чащу, что я промахнулся, мышеголовый, иначе...

[indent] шорох.

липкий морок разбавляется пёстрой краской. юноша переключает внимание на источник шума, напрягается всем своим естеством, ощущая, как сводит мышцы под пепельным полотном — беззвучно и торопливо поднимается с перепачканного бока, вглядываясь в спутанные ветви и сухие травы и созерцая, как небольшой силуэт лесной жительницы проносится где-то поодаль.

— шустрая, — подает голос брат, стараясь вплести в тембр голоса излюбленные ноты. кукушка мельком перебрасывается к оному многозначительным медовым взором, полным тревожного, пугающего понимания, — и от кого же она так бежит?

внутри стынет, когда ветер доносит истину.

— ты не чувствуешь? — не упреком, но скомканной растерянностью сквозь выдрессированную сосредоточенность. возвращается к прежнему, пригибается да принюхивается, дабы окончательно убедиться в догадке. телесные реакции говорят много лучше, и он морщится сам собой, выкрашивая линию хребта тёмным,  — мы тут не одни.

лес молкнет. ученик листвы перекидывается охрой к схожим тонам, опускает голову в кратком кивке и переходит на осторожную поступь, тенью прокрадываясь близ сломленных вековых гигантов да запутывая следы. незримая опасность тянет к себе точно необъятные просторы угодий звёздных, — о чем-то таком, кажется, рассказывала матушка в глубоком детстве, — зовёт и манит, очаровывая запретным колдовским наговором. выжженный хочет воспротивиться, но сбивается и сдается, ведомый шелестом и обидой, застрявшей на сердце горячим клеймом.

неестественная, мёртвая тишина рвётся полупрозрачной нитью — сыпет под крепкие лапы красные бусины перезвоном крикливого голоска, полнящимся оскорблениями. кукушка замирает, очерчивая полосой мутные силуэт в глубинах пролитого к стволам молока — тянет губы в зверином оскале, надрезая посеребренную гортань глухим рыком. 

              н а ш ё л.

— что такое, малютка? нюх до того сбился, что пройти по следам не можешь? — он срывается с места и вырастает на небольшом пригорке клубом горького дыма, чувствуя, как мышцы наливаются кипящей кровью, — я тебя не виню, такая морось... хотя нам, как видишь, подобная мелочь помехой не стала, — устремляет колкий янтарь прямиком к зелени глаз откровенно детских, молвив сквозь тёмную усмешку, — оно и понятно — ведь от вас, туманных, гнильём разит за десяток лисьих хвостов.

Отредактировано Кукушка (2022-11-08 22:14:42)

Тело Шиповничек натянулось стрункой. Она выпустила когти и оскалила белые клычки. Кто-то (она уверенна, что это кто-то) приближался.

Две пары янтарных огоньков заблестели в сумраке ночи. Подобно теням, две фигуры выскользнули из тумана. Он разлился мутной рекой, и лунный свет отражался бликами на шкурах, подобно чешуе рыб, когда те всплывают. 

Этот запах. Впервые она чувствовала его так ясно.

— Что такое, малютка? Нюх до того сбился, что пройти по следам не можешь?

— Смотри какая бойкая! Ты, пойди, вся перепачкалась. от тебя поэтому белка в испуге сбежала? или потому, что ты на неё также накричала?

Это были они. Коты Листвы.

«Лисий помет!..» — единственная мысль, мелькнувшая в голове. Она заставила себя стоять. Взяла под контроль каждую мышцу своего тела. Не дала страху исказить морду.

Она бы предпочла сдохнуть, нежели опозорить родное племя трусостью. 

Дыхание ускорилось, и жгучая кровь разжигала гнев в сердце. Ночью, когда старшие спят, не осталось места для уважения и холодной отрешенности. Эти земли не были святы, и, сбитые с толку туманов, звездные предки не могли их разглядеть.

Звездные предки. Кошка фыркнула.

Кто уж кто, а они ей точно не помогут.

(Надейся на себя, надейся на себя, никто, кроме себя, тебе помогать не станет)

— Видела когда-нибудь лису? — черный лоскут сливался с мраком, и от этого белое острие клыков блестело подобно камням. Она почувствовала дыхание чужой пасти, но даже не моргнула, когда та щелкнула перед ее мордой. Шиповничек сохраняла дивное для нее молчание, а в голове искрились огоньками мысли: «Бей! Бей, бей, бей…»

Она не могла убежать. Она не могла разрешить конфликт мирно. Что лиственные оруженосцы, что она сама были настроены крайне враждебно друг к другу. Оставалось только одно.

Думай, Шиповничек, думай!

(Бей. Бей. Бей. Бей.)

— Я тебя не виню, такая морось... Хотя нам, как видишь, подобная мелочь помехой не стала. Оно и понятно — ведь от вас, туманных, гнильём разит за десяток лисьих хвостов. — подключилась чернь пепелища. Насмешка царапает когтем об стенки черепной коробки. Кошка переводит на него взгляд. Смотрит в упор. Зеленое, бесовское пламя разгоралось с каждым сказанным словом оруженосца Листвы. Чужого оруженосца.

Врага.

[indent] (Бей! Бей! Бей! Бей!)

  [indent] [indent]  [indent] БЕЙ!

И она ударила. Задние лапы уперлись в землю, и, стоило ей оттолкнуться, шматья грязи разлетелись в стороны. Противник не ждал этого – не успел увернуться. Кошка вцепилась лапами в его шею. Силы прыжка было достаточно, чтобы они покатились кубарем.

Бревно резким толчком разъединила дравшихся. Что-то хрустнуло – то ли древесина, то ли кости. Но Шиповничек это не волновало. В ней все кипело, все двигалось. Боль подкидывала дрова в костер разгоряченного тела. Пульсация в голове долбила только одно:

БЕЙ! БЕЙ! БЕЙ! БЕЙ!

Шиповничек вскочила на лапы. Что кот, что она – были по уши перепачканы в грязи. Кот попытался подняться, но кошка вцепилась в хвост и резко дернула на себя, снова опрокидывая в грязь.

(Слышать чужие вскрики было приятно)

Как завершение, Шиповничек втерла чужую морду в грязь, с напором прижав ту лапой. После посмотрела на его соплеменника, и с едкой усмешкой произнесла:

— Ну и хилые в наше время лисицы!..

После чего театрально оскалила клыки и щелкнула пастью.

В бесовском огне сгорала весенняя зелень.

Влажный воздух остывает густым маревом, наполняется чужеродными запахами ; поскальзываясь на листве, Крестовик морщится, пытаясь отделить след. Ушибленное плечо ноет, опустившаяся тишина звенит в ушах, он проталкивается к очередному упавшему бревну и выходит всё на ту же поляну.

Незнакомый голос заставляет мышцы напрячься, Крестовик замирает, вжавшись в землю мокрым животом, ловит движение на соседнем пригорке. Тут же меняется, не тратя времени на скрытность, рывком преодолевает скользкие камни и находит фигурку Шиповничек взглядом ; Крестовик узнает в язвящем оруженосца соседнего племени, выдыхает смесью рыка и облегчения, пока из тумана не появляется второй.

— Шиповничек!

Поднимается вихрь, во мгле сверкают клыки ; Крестовик подается вперед, слыша чавканье грязи, когда тёмная фигура возникает уже перед ним.
— Дай мне пройти, – находит янтарь напротив и вкрадчиво кивает, прижав уши – пожалуйста.

Ворчит гром, заглушая звуки борьбы, Крестовик ждет несколько мгновений, но быстро теряет терпение, отталкивая плечом преградившего путь. С трудом различает Шиповничек в комке из глины и шерсти, он готов броситься в круговерть клыков и когтей, прекратив бессмысленное кровопролитие, но не успевает сделать ни шага.

Прижимает к себе потяжелевший от воды хвост, почувствовав приближение сзади, Крестовик замахивается передними лапами, поднимаясь в неудачной попытке развернуться и скользит на траве, почувствовав дополнительный вес. Сдавленно рычит, когда чужие клыки впиваются глубже в загривок, он возвращает равновесие, взрыв землю когтями, выворачивается, и, задевая подбородком кончики угольных ушей, обрушивает неаккуратный тяжелый удар по касательной на черную шею и лопатки, втянув когти.

Сила гудит в лапах, вторя гулу, треску, шипению, Крестовик хочет обернуться к соплеменнице, но не может спустить с черношкурого мрачного взгляда, чувствуя – спустя упущенное мгновение прилетит очередной удар в спину.

Тяжело выдыхает, скалясь боли в горящем загривке и травмированном плече, Крестовик смещает саднящую от удара лапу на землю, другой прижимает передние лапы лиственного, приближаясь и опуская недовольную морду.

Чтобы увидеть, что тот улыбается.
— В этом нет смешного, – подушечки берет жар, он отмахивается от жалящего чувства вины, борясь с желанием ткнуть оруженосца в морду его же лапами – этого не должно было случиться. Твой брат--

Земля начинает дрожать, двигая камни, резонируя монументальным деревьям ; кажется, дождь замирает, вода, напротив, начинает подниматься к небесам.

Страх истощает, шепча молитву, Крестовик озирается, бросает последний взгляд на угольного, убедившись, что тот в состоянии защититься от непогоды, бежит к самому широкому, давно полому бревну и пытается перекричать оглушающий грохот :
— Шиповничек !

Отредактировано Крестовик (2022-11-19 16:00:32)

в груди врановой синицей трепыхается утробное рычание: рыбник щурит смолу глаза, шершавым языком проходя по губам. взгляд было фокусируется на перепачканной фигуре светлошёрстной кошки, но быстро переметается на выросшую позади неё фигуру другого. крупнее и заметно её чище, он выглядит немногим старше их с кукушкой. присмотревшись, стоило туманному выйти ближе, и рыбник узнаёт в чертах и светлых глазах крестовика.

- мм, - урчит в усы, обходя фигуры брата и туманной юницы, огибая их тени своей, - у неё и защитник есть.

однако он ей явно не понадобился. угольный дёргает ухом, слыша мяв погранично боевому, и оглядывается через плечо, наблюдая, как перепачканная в глине и хвое кошка, ведомая бурлящему и кипящему в ней неведомому духу, почувствовала себя, похоже, настоящей воительницей. рыбник было скалит клыки, стоит ей бросится на кукушку, но отвлекается на взывающего, похоже, к трезвости с ей стороны крестовику - быстро оборачивается, выгибая спину, и преграждает путь к дерущемся.

- тише, тише, - ласковым мороком щекочет чужие усы, кончиком хвоста гипнотизирующе покачивает из стороны в сторону, - чего мешать? пускай сами разберутся, не котята, - вежливая улыбка колит чужому глаза, режет у солнечного сплетения рваные увечья; рыбник подмечает этот рыцарский вид крестовика, желание предотвратить уже, увы, неминуемое, и с подобного поведения только тешится.

- дай мне пройти, пожалуйста.
- голубка твоя первая начала, - доверительно сообщает очевидное, надавливает на чужие эмоции-струны, намереваясь порвать. в какофонии звуков  голос кукушки совсем испаряется, но рыбник не отвлекается - он знает, что если сейчас из вида упустит фигуру перед собой, то тот сразу ринется оруженосцев разнимать.

и всё же время затягивается, и рыбник слышит наконец не голос - шипение братское, царапающее ему позвоночник. он дёргает мягкими ушами смольными, и всё же голову свою поворачивает на звук. охры взгляд ядом ртутным облизывает прижатого к сырой земле кукушку, и палево-светлую, что грязными лапами прижимает поверженного пепельного к земле. рыбник задерживает дыхание, чтобы не зарычать.

весёлые и самоуверенные ноты в отношении кукушки со стороны той, что не доросла ещё, задевают пылкое самолюбие. рыбник понимает, что не столько потому, что она мяукает, но оттого, что именно её лапа заставляет кукушку валяться в грязи. понимает, что злиться не на неё.

оруженосец клонит голову ниже, но отвлекается, когда крестовик плечом отталкивает его, воспользовавшись ситуацией. гогот рыка рождается в груди, путается в белоснежных рёбрах узлами-витками, прорастает к самому горлу наружу.

- ну и хилые в наше время лисицы!..
- так это была не она, - горячо рычит, растягивая губы в оскале, прежде чем сорваться на длинных лапах и вцепиться зубами в чужой загривок. воспользовавшись чужой расторопностью, с силой тянет крестовика назад - отшвыривает дальше от той, что, как оказалось, зовут шиповничек, и соплеменника. сплевывая на землю дождевые капли и запутавшуюся на языке длинную светлую шерсть, поступью выверенной приближается к крестовика, приходящему после выпада в себя: что ж, он поперёк всей своей натуре пытался быть сегодня хорошим.

в ответ ему прилетает лапа - тяжёлые удар по касательной проходит по лопаткам, и рыбник хочет пригнуть голову, но не уворачивается - пошатнувшись неосторожно на мокрой земле, теряется в мрачных тенях, и встречает следующую атаку бессовестно-рассредоточено, и оказаться в землю вжатым, перехваченным в нокаут.

рыбник бьётся спиной о землю - кашляет, точно клубы вокруг не тумана, но дым. прижав к голове уши поднимает янтарь глаз перед собой, чтобы увидеть тяжёлую лапу крестовика, прижимающую его собственные к земле. на губах вновь расцветает улыбка, и он голову угольную поворачивает, уши расправив. встречается со взглядом холодным и трезвым, но блеклым отзвуком - мягким.

- может, договоримся? - чужая вежливость дразнит нутро, и он почти ласково урчит в ответ, но замирает и затихает, когда лапа чужая соскальзывает с его собственных.

а всё что дальше  происходит - кажется ему нерассказанной сказкой: земля под ними точно оживает, змеиными изгибами тут и там извиваясь, грохочет плитами и движет валунами. деревья, до момента покойные, вековыми исполинами хранившие чащи секреты, теперь поднимают свои ветки, скрещивают и переплетают друг с другом витиеватые корни. рыбник чувствует, как обрывается сердечный ритм, глушит набатом в ушах точно проливной ливень, и хочет подняться - лапы разъезжаются. крик крестовика, вновь зовущий, теряется за скрипом стволов и трещинами земными, а сам он вздёргивает голову и глазами хочет впиться в знакомые черты, но силуэт кукушки не находит.

Отредактировано Рыбник (2022-11-29 16:41:43)

— рыбник! — срывается с уст отчаянный вскрик.

юноша вскидывает острый подбородок высоко-высоко, спешно всматриваясь в изувеченный неестественным движением пейзаж да выискивая средь неразборчивых силуэтов тот, что мог бы принадлежать черношкурому брату; сердечный ритм предательски пропускает удар, дабы после обрушиться пронзительной, тяжелой дробью аккурат на самые уши, перекрыв тревогой — как змеиными кольцами поперек гортани, — все остальные, столь желаемые, столь необходимые сейчас звуки. он морщится, скалится, и уже готовится рвануть куда-то вперед в птичьем неистовстве, но тут же прерывает начатое движение, замирая, завороженный всполохом слабого света.

когти накрепко врезаются в вязкую чернь встревоженной земли, едва не надламываясь в возникшем давлении.
                 перед ним, покрытым пеплом сожаления и прошлого, стоит тот, чья шкура сплошь покрыта сиянием звёзд.

— каког... — начатая фраза нелепо обрывается и он, ослепленный внезапной вспышкой, жмурится да припадает к земле, заходясь в тихом, болезненном вое, едва различимом средь треска и грохота взбешенного бурелома.

нос забивает омерзительный, ярким, совершенно незнакомым запахом, от которого зудит в горле; кукушка знает, что закрыл глаза, знает и видит — тут, перед ним, раскинулись неисчислимые фигуры, пестрящие красками до неприятной рези близ самых зрачков, надрывая барабанные перепонки шипением, воедино слившимся с оглушительным, неестественным рёвом кого-то. они смотрят мимо, зловеще устремляя тысячу тысяч глаз в одну единственную точку, затерявшуюся где-то на горизонте, и скачут точно стая мошек над падалью, перекидываясь из угла в угол под нарастающий рык непроглядной, голодной, ожившей черноты. кукушка бросается солнцем взора из стороны в сторону. кукушке страшно. кукушка заходится в кашле и едва не прочёсывает носом сырую грязь под крепкими, дрожащими лапами, пока из сломанных глаз не потекут скупые слёзы измученного тела.

когда он, стараясь отдышаться и избавиться от видения, откроет глаза, то картинка исчезнет, подобно страшному сну.
но останутся светлые лапы, усыпанные небесными жемчугами, и юноша вскинет голову, всматриваясь в чужие черты сквозь мутную пелену.

— настоящая опасность не здесь, но ближе, чем кажется, — молвит светлый призрак, наклоняясь ближе.

холодок бежит аккурат вдоль хребта, приподнимая тёмную шерсть, и оруженосец тупит взор, стараясь собраться с духом и мыслями, дабы после, испуганно округлив глаза, созерцать, как тает белоснежный силуэт в пролитом молоке тумана. нет. нет. нет. выбрасывает лапу вперед, прочёсывая сталью когтей уже пустое пространство, и, спотыкаясь, бросается следом, преодолевая ноющую боль в мышцах.

— стой! — криком хриплым, срывая голос к звездоцаповому лесу, — о чём ты говоришь? где эта опасность? — раздирает подушечки в кровь о россыпь каменистых осколков и щепок, оцарапывает бока о иссохшие ветви кустов, — не уходи, ответь мне! — теряет силы, понемногу сбавляя темп, а после вовсе останавливаясь где-то в глубинах чащи, — не... уходи... — последней мольбой сквозь сбитое дыхание, окидывая взволнованным взором темноту леса.

исчез.

— помёт... — глубокий вдох, — лисий... — глубокий выдох.

обессиленный — садится, слегка опуская голову, да пытается вернуть контроль над взымающейся клеткой рёбер, упираясь светом холодного солнца под самые лапы. что вообще сейчас произошло? кто это был? приведение из россказней стариков, рассчитанных на жабоголовых? звёздный предок? — от последней мысли начинает тянуть под лопатками и он тихо цокает, раздраженно взмахивая седым хвостом, — пришла беда, откуда не ждали.

стало так тихо.

кукушка оборачивается через плечо, глядя на сонливый бурелом, в котором словно бы и ничего и не было; занозы в лапах и ссадины — тихим напоминанием о их правде. поднимается неторопливо, разрезая морщинами лик в немом приступе боли, да осторожно переступая с изувеченной лапы на изувеченную. надо отыскать рыбника.
                                                                                                                                          им пора возвращаться домой.

Отредактировано Кукушка (2022-12-14 19:57:05)

[ разрыв ] с утёса >>>
[indent] Новая, неожиданная и от того лишь отягощающая компания быстро перешла из раздела небольшой заинтересованности в раздел надоедливости и ненужности выбравшему скитания в гордом одиночестве бывшему горцу, и сразу же, как только все они спаслись из-под начавшегося оползня и вышли на более или менее безопасную территорию, он спешно распрощался со своими теперешними знакомыми и принял решение спуститься чуть ниже в долину в поисках свежей дичи. Голод, едва разыгравшийся после небольшого перекуса худощавой мышкой на границах утёса и теперь переодически напоминающий о себе небольшими спазмами в области желудка, неприятно проникает прямиком в мысли и туманит рассудок, вынуждая повиноваться первичной потребности и глубже вытягивать воздух, отчего в какой-то миг молодой кот переходит на лёгкий бег и устремляется как можно глубже между разбросанных повсюду мёртвых, местами уже иссохших да развалившихся деревьев.

[indent] Доносящийся откуда-то со стороны небольшого, скрытого от чужих взглядов и любопытства овражка, что расположился за густой поросолью вырывающегося из-под коры какого-то очередного трухлявого ствола папоротника, шум вызывает внутри молодого охотника не только инстинктивную настороженность и хищную аккуратность, но ещё и совсем немного искреннего интереса: что там такое заставило хлопочущую крыльями птицу так заволноваться и при этом остаться на том же опасном месте? Вяхирь горной, никем и никогда неудержимой рекой перетекает в оточенную до мастерства стойку, что каменеющими и округляющимися мышцами под голубовато-серой шкурой отзывается на его стройном туловище, каждую лапу неторопливо переставляет вперёд в неспешных, хорошо выверенных шагах приближаясь ближе к своей сегодняшней добыче и в последний миг совершает рывок-прыжок в сторону копошащейся в каких-то зеленоватых зарослях куропатке.

[indent] Обнаруживает там же, под обмякшей в острозубых челюстях и повисшей в неестественно-мёртвой позе куропаткой, ещё и совсем юного рыжего котишку, взглядом бегло проходясь по всему его тельцу и задумчиво хмуря брови.

[indent] — Ты ранен, — констатирует очевидный для них обоих факт и осторожно пятится назад от места своей охоты, выходя на более просторную площадь. — Вылижи своё плечо, чтобы не было никакого заражения. Где твоя мать?

Отредактировано Вяхирь (2023-09-06 13:38:37)

[indent] Юнец враз словом оскаливается в ответ на беззлобное замечание старшего и строит из себя непоколебимого, совсем непобедимого маленького силача, впрочем, совсем не избегая исполнения только что полученного совета, от чего Вяхирю невольно детское забавство щекочет нутро прямиком за тонкими прутьями-рёбрами. Осторожность и перманентная напряжённость его в каждом совершаемом шаге, в каждом малейшем движении то треугольного уха, то тонкого, змеёй вьющегося хвоста, будто бы говорит за самого мальца о том, что жизнь, непростая и наполненная своими собственными невзгодами, давненько научила его вести себя именно так, и в секундный миг бывшему горцу даже кажется, что он видит в этом рыжебоком незнакомце самого себя, вынужденно в детстве оставшегося единственным защитником и самцом в своей семье. Яд в каждом следующем ответе и сквозящее пренебрежение наравне с остротой между сливающихся в единую кольчугу букв защитной бронёй-щитом выстраивается вокруг невысокого, худощавого котячьего тельца, и взрослый кот в ответ на это только гнёт собственные губы в тихих отголосках одобряющей ухмылки.

[indent] — Спрашиваю потому, что не могу понять, что такой сопляк забыл один рядом с куропаточьим гнездом, — аккуратно укладывает свою очередную сегодняшнюю добычу близ своих лап, показательно поверх обмякшего туловища той распологая собственные острые когти в знак подтверждения владения дичью, — Я всегда успею уйти отсюда и спрятаться там, где безопасно и где никто не сможет меня достать. Клюв этой птички был достаточно близок к твоей голове и глазам, ты так не думаешь? — произносит с неподдельным любопытством в негромком голосе и вновь окидывает юнца теперь уже оценивающим взглядом.

[indent] Видимо, ему одному повезло выжить в отличие от его матери и, возможно, даже однопомётников и теперь он бесцельно скитается по округе до первой встреченной хищной птицы или другого лесного хищника.

[indent] — Давай я помогу тебе выбраться из этого оврага, и потом мы разойдемся в разные стороны, если ты, конечно, не захочешь научиться защищать себя и охотиться на нормальную добычу.

[indent] Ужом на разгорячённом под палящими лучами золотого солнца, попавшейся в клетку_ловушку паука-прядильщика мухой, возомнившим о себе слишком многое котёнком брыкается рыжебокий юнец из своих изрядно помятых да поломанных кустов, шерсть свою короткую да перепачканную то ли самой обычной грязью, то ли кровью дыбит и шипит. Вызывает всем этим поведением, всем разыгрываемым цирковым представлением, всеми натянутыми поглубже масками и устрашающими костюмами у наблюдающего за ним старшего кота не больше, чем небольшую задумчивую усмешку, пока кончик хвоста размеренно отстукивает по земле близ него негромкий такт скапливающегося нетерпения. Перерекаться и спорить с этим жизни не знавшим — заодно практически лишившимся её же буквально только что под натиском разъярённой куропатки — малышом совсем не входило и до сих пор не входит в какие-либо возможные планы бывшего горца, возможные попытки переубеждения бесстрашного смельчака тоже быстро катятся как можно дальше от подтянутой фигуры воителя.

[indent] Выслушав весь детский поток самодовольства и самоуверенности и даже удержав собственные уши в стоячем положении одним лишь воспоминанием того, как некоторые соседи по детской в таком далёком и практически забывшемся детстве аналогично распылялись на всякое хваставство, Вяхирь своим чуть затянувшимся терпеливым молчанием даёт котёнку время подумать и взвесить всё озвученное ему и им самим и принять наконец окончательное решение. Неторопливо соскальзывает прошитым нитками чуть насмешливого спокойствия с невысокой фигурки эмоционального паренька, переключаясь сначала на изучение его временного укрытия_спасения от теперь уже мертвечиной свежой и пока даже тёплой валяющейся у кошачьих лап куропатки, а после и вовсе скучающее осматривание просторов вокруг. Абсолютно ничего интересного и необычного, одни только иссохшиеся да поваленные стволы подвергнутых стихия деревьев, никакой горной красоты и открытых взгляду пейзажей.

[indent] Короткий кивок в согласие на положительный ответ о предполагаемом обучении, и светло-голубой бродяга неспешно поднимает ароматную добычу с земли и ступает в сторону особо полового склона этого небольшого оврага.

[indent] — Вяхирь, — представляется в ответ и переводит взгляд на бредущего где-то поблизости Джека, морды к нему, впрочем, так больше и не поворачивая. — Начнём с рассвета, пока что наша первостепенная задача найти безопасное убежище. От кого оно должно будет нас защитить? — останавливается близ наиболее удобного места для дальнейшего прыжка, коротко напрягает задние лапы да птицей лёгкой вспархивает ввысь, когтями быстро цепляясь за податливую почву и после лишь немного помогая себе забраться выше. Отдаляется следом совсем немного от края, быстро и без особого труда прикапывая куропатку в ближайших зарослях каких-то очень живучих кустарников, после вновь возвращаясь к мальцу и теперь уже смотря на него сверху вниз. — Плечо сильно болит? Идти и собрать свежего мха по дороге сможешь?

[indent] Острота чужого языка свистящей иглой-стрелой мчится практически мимо старающегося походить за своего среди пернатых сизо-серого кота, лишь секундой задевая его короткую шерсть на плече испытываемой юношеской нахальностью, и бывший воитель не спешит давать на очевидную провокацию какого-либо ответа. Не находит внутри себя ни малейшего желания, ни нужного настроения для того, чтобы взяться за перевоспитание рыжебокого мальчонки прямо здесь и сейчас, чтобы отвлечься от своей ценной ноши и прижать крепкими лапами зазнавшегося болтуна прямиком к чуть влажной земле под ними, отчего только вновь коротко кивает на лаконичный ответ о тех, от кого им двоим нужно себя защитить.

[indent] Взгляд двух плещущих в себе целые озёра да океаны сапфиров на аккуратной, точёной мордочке Вяхиря по-прежнему задумчиво и оценивающе смеряет оставшегося внизу оврага Джека, заостряя своё внимание сначала в целом на небольшом размере брошенного бродяжки, а после и его раненном в почти честной схватке плече, едва прищуриваются заинтересованно глаза в миг, когда вызов открыто касается его привычно напряжённого слуха. Говорить о том, что старший из них двоих уверен в близящейся для мальца неудачи, совершенно не требуется, ведь сам рыжебокий всем своим видом выражает некую слепую готовность и необузданное никем упрямство, которому коту совсем не хочется мешать: в конце концов, это может послужить для него достаточно поучительным уроком на будущее, если котёнок сможет толково распознать собственную ошибку в просчётах.

[indent] — Конечно сам, — с насмешливой ухмылкой и тут же почти неразличимым, но зарождающимся глубоко внутри недовольством на скоп излишних действий со стороны своего нынешнего спутника бормочет бывший воитель в зажатый между собственных зубов мягкий загривок. Горец изначально знал, что юнцу потребуется та или иная помощь и потому с первых секунд их недолгого разлучения был наготове поймать того и вытащить наверх, но прозвучавшее от Джека отрицание предложения и последующая попытка сделать всё самостоятельно могут однажды стать для серошкурого бродяги поводом гордости. Он всё ещё не ценит и презирает слабость, даже в таких малышах, как этот бурчащий и хамящий комок. — Мох понадобится для того, чтобы не спать на холодной земле или камне. Твоя мать разве спала с тобой без подстилки, бортики которой защищали тебя от ветра и холода?

[indent] Вяхирь протяжно выдыхает скопившийся в лёгких воздух, после чего неторопливыми шагами приближается к месту, где буквально недавно прикопал свою сегодняшнюю добычу. Сыпящиеся друг за другом вопросы со стороны Джека быстро дают понять неизбежно раньше контактирующему с оруженосцами воителю, что бродяжка не знает практически ничего и не смыслит в одиночной жизни абсолютно, привыкший быть рядом с материнским боком и возлагать на неё всю заботу о себе и своей жизни; мысль о том, что, будучи ещё с семьёй, котёнок показывал свой характер только по отношению к своим братьям и сёстрам, если таковые у него были, или и вовсе только с представляемыми воображением собеседникам, вызывает короткую полу-усмешку на кошачьих губах.

[indent] — Идём, Джек. Я обучу тебя всему, чтобы никто и никогда не увидел никакой твоей слабости.

>>> мелколесье

     Заметив, что Сухоцвет не сторонится котёнка, Молния вздохнула и тоже махнула лапой на его потенциальную заразность. В конечном счёте, бывший соплеменник гуляет по этим землям куда дольше неё и наверняка знает, как избежать проблем. Быть может, свежий воздух и постоянные переходы снижают этот риск. Сухоцвет и зайца смог выловить, и Молнию привёл в чувство. Ей не хотелось оспаривать его действия после того, что тот для неё сделал. Это заслуживало если не уважения, которое она плохо умела проявлять, то хотя бы умеренности. Умеренность ей тоже не была свойственна, но в племени Тумана её пытались учить держать язык за зубами. Не слишком приятными методами, но проявить этот навык она решила именно тогда, когда с ней обошлись хорошо.

     Когда маленький бродяжка не назвал своё имя в ответ на её представление, Молния насупилась и чуть отвернула морду, но всё же постаралась сделать вид, что её это не слишком задело. Со странной очевидностью осознала, что Сухоцвет вызывает в нём более тёплые чувства и получает отзывчивость малыша, в то время как Молния выступает чем-то вроде коряги на фоне солнцешкурого кота. Ей такое отношение привычно: она и на фоне предводительского ученика чувствовала себя чем-то вроде тени. Но ведь всё равно обидно, когда тебя не воспринимают всерьёз. Особенно когда это мелкий котёнок, для которого ты должен выглядеть чем-то величественным и нерушимым.

     Обида сглаживалась голосом Сухоцвета над ухом, который — Молнию покалывало от мысли, что она может в это поверить — прислушивался к ней? Обсуждал ситуацию? Был готов не игнорировать её просьбы и рассуждения? Непривычно.
— Ну как же, они ведь приняли Картошку с детьми. И Тенепляса, — тихо муркнула она, стараясь отбросить мысли о холодах и нужде. — Да и котят в племени сейчас мало; если упомянуть Горечи Звёзд, что у племени появятся новые бойцы, это может сработать.
Она не знала, что сильнее скребло её в этом решении: то, что она возьмёт на себя ответственность за какую-то больную незнакомую кошку и её никому не нужных детей; или то, что будет вынуждена бросить Сухоцвета одного. Но она всё равно его бросит, верно? Не сегодня, так завтра. Он сам говорил, что отведёт её к границам и вернётся гулять по своим пустырям один. Глупое, но устойчивое ощущение заставляло Молнию ощутимо надрывать себя, пытаясь разделить на две части. Ей до жути не хотелось проигрывать племени Тумана, доказывая что она такая же беглянка, как и её родители. Но и ослабить хватку, с которой она вцепилась в Сухоцвета, словно клещ лапками, пока не получалось.

     — Может, лучше я тебе на плечи сяду? — заныла она, когда малец отказался от радушного предложения. — Кости мои, кости...
Молния немного покряхтела для виду, но всё же схватила зайца и пошла за черно-белым бегунком, стараясь держаться рядом с Сухоцветом на случай, если их заманивают в ловушку. Поймала себя на странном чувстве, что не столько прячется за ним, сколько имеет готовность в привычной ей манере пойти в лобовую атаку на потенциального врага. Ей не хватало ловкости и сноровки, но яростные атаки остались единственным боевым методом, в котором Молния была сильна. У неё не так много способов отблагодарить Сухоцвета, но если она это сделает... может, оставить его будет проще?

     Когда котёнок довёл «спасителей» до своего убежища, любопытная Молния не удержавшись сунула нос внутрь и заметно вздрогнула. Шерсть на её загривке приподнялась, хотя и не так, как при встрече врага. Изнутри норы тянуло сладковато-удушливым запахом смерти. Ловушка то была или нет, для неё стало очевидно: внутри находится кто-то мёртвый, и умер он недавно, потому что неприятный запах не успел перерасти в вонь разлагающейся органики. Молния отшатнулась от норы и, подойдя к мальцу, решительно пихнула ему в лапы зайца.
— Охраняй, — бросила она, а сама отошла к Сухоцвету, вновь решившись потянуться к его уху.  — Давай одновременно туда зайдём? — почти проскулила Молния, готовая, тем не менее, разделить с бывшим воином то, что они увидят внутри. Вздохнув, она направилась к норе, отказавшись отступать. Ей и не хотелось. Просто то, что ждало внутри, точно не было хорошим. Никакого сюрприза, никакого чуда.

     Небольшая кошка из последних сил попыталась отогнать их, но вскоре прекратила. Молния понадеялась, что этому поспособствовал запах живого и невредимого сына, а не окончательно согнувшая её слабость. Барсучья нора была достаточно широкой, чтобы двое котов смогли держаться в проходе вместе.
— Мы пришли помочь, — неловко вякнула Молния, не зная, что ещё сказать. Границы? Расширения? Имеет ли она право говорить об этом, являясь воительницей вдалеке от дома? Понадеявшись, что Сухоцвет сам всё объяснит, она не удержалась и опустила взгляд на поникшие тельца в лапах матери. И хотя Молния не была ни любительницей котят, ни частой гостьей Детской, ей невольно поплохело на душе от этого зрелища.

     Ещё какое-то время она стояла, разглядывая кошку и крохотные трупики, раздумывая о чем-то своём. Затем сделала движение к Сухоцвету, чуть прикладываясь к его плечу.
— Ты... можешь увести котёнка? Куда-нибудь подальше отсюда. Кажется, ты ему понравился, — она неопределенно повела ухом, чувствуя насколько сложно формулировать мысли в этой жуткой норе. — А я поговорю с ней. Как кошка с кошкой, — Молния едва удержалась от страдальческого вздоха, осознавая насколько для неё чужды все эти «кошка с кошкой» и прочие виды подобного взаимодействия. Однако отказать в понимании (возможно, последнем) матери с мёртвыми котятами она тоже не могла. — Постараюсь забрать мёртвых детей и поближе взглянуть, как она сама.

     Она была уверена, что попытайся кто из них взять и сделать это напрямую, погибающая мать нашла бы силы одарить их парочкой новых царапин. Однако разговор мог помочь. Одиночка оказалась на удивление сведуща в темах воителей и границ, так что они могли найти способ состыковаться.
Молния опустила морду и поджала хвост, демонстрируя покорность, после чего позволила себе сделать несколько небольших шагов к кошке.
— Ты кое-что знаешь о племенных, — отметила она, начиная с отдалённой, но всё же темы, которая могла их немного сблизить. — Не встречались ли тебе кот и кошка...
Наклонив морду ещё чуть ближе, Молния описала своих мать и отца, понадеявшись что если не имена, то хотя бы характерная отцовская внешность с проколотым ухом и глазом скажет ей о чем-то.

     — Не переживай за котёнка, — зачем-то сказала Молния, прислушиваясь тем временем к дыханию кошки и с прискорбием осознавая, что её сердце едва-едва гонит кровь, а больные лёгкие устали от затхлого воздуха. — он с Сухоцветом будет в порядке. Сухоцвет воин, хоть этого больше не признаёт; у него сердце воина. Благородное и отзывчивое. Мне до такого расти и расти. Так что... отпусти его, если сможешь.

     Чужие мучения почти отражались в ней самой: непривычное чувство для весёлой и бесшабашной кошки.
— Я могу, — она слегка двинула плечом. — помочь.