Костер как-то и не заметил бы Можжевельника, останься старший по бою лишь молчаливым плакальщиком над телом погибшего целителя, но последовавший удар, а потом и угрожающее шипение заставили рыжего оруженосца вздыбить шерсть и оскалить клыки, взглядом впившись в старшего.
"Как он посмел?" — единственный вопрос, который застрял в глотке ученика, но который не смог быть озвучен, поскольку сперва — брат успел уже за себя постоять, но затем — был за то наказан предводителем. Костер поджал губы, чтобы спрятать оскал, и, не смея возражать и спорить, лишь бросил на большого кота колкий взгляд, ощущая нарастающее неудовольствие за то, что в глазах его было жестокой и безукоризненной несправедливостью. Теперь, жмя к себе сестру, он ощущал, будто бы Шорох, столкнувшийся с произошедшим, оказался обделен вдруг его защитой и вниманием.

Ни один мертвый не заслуживал того, чтобы за такие мелочи за него лапу поднимали на живых. И Костер даже попытался взглядом отыскать свою наставницу, чтобы понять, не разделяла ли она того, готовый в случае ином затаить вопрос на будущее, когда они окажутся друг подле друга.

Он и сам подмахнул к брату, чтобы поддержать, услышав вопросы Клеверушки, закивал.
— Ну и куски помета, — невольно выругался он тихо, не сдержав пылкости, но дав Шороху самостоятельно прокомментировать ситуацию, пока ее не смела песчаная буря.

Пока не сумели чужие слова, вздохи, причитания, очередной ливень боли, что тушил пламя, наполняя тоской главную поляну. В глазах Костра был лишь один вопрос — как так может быть. И лишь одно какое-то жгучее: "Все уходят".
Почему-то не так трогает, почему-то чужое горе отчасти даже чуждо, может, потому что уход кого-то столь важного и ценного — уже пережили, уже приняли, съели по кусочкам сказку о том, что так должно было быть, а теперь — просто снова, старая заезженная пластинка, вопрос — кто следующий?

Костер смотрит на Пустынь исподлобья, не говорит ни слова. Чувствует, как к нему снова подсаживается сестра, брата — подгребает к себе сам, нарушая спокойно его личное пространство.
— Дедушка пожертвовал собой, он спас котят... а вы поступили бы также? Я бы поступила. Это правильно. Я...
"Не зови его дедушкой, вдруг Можжевельник услышит и захочет и тебе оплеуху дать", — сдерживается рыжий котик от шутки, но про себя, очевидно, ее озвучивает, покуда подцепляет серого кота краем глаза.
Костер пожал плечами, пока второй лапой привлек трёхцветную сестрицу ближе к себе.
— Конечно, наверное, каждый в нашем племени бы так поступил, — ответил, не задумываясь, не понимая еще, в чем суть и возможный подвох вопроса, слишком хорошо знакомый со сказками, легендами, где смерть за иного — геройский подвиг, к которому будто бы подбивают каждого из них.
Это не то, в чем попросту мог задаться вопросом Костер, не представляя даже, что можно поступить как-то иначе.

На не озвученное, но явное предложение Шороха — взгляд на кучу с добычей, потом с вопросом — на брата. Клеверушка говорит, что не голодна, поспорить с ней — невозможно.

Когда к ним подходит Пустынь, Костер — молчит. Сестра говорит все, а рыжий сорванец лишь изучает кота, припитанного запахом трав, взглядом, пока про себя давит желание посмеяться, что от такого взгляда, как у Буревестника, проще бы было спрятаться.
Да только никому не до смеха, отчего неуместным кажется зажигаться среди мрака — больно ярко, ослепит, заставит желать — затушить.

Ему даже немного неуютно, что он должен бы был скорбеть, но слишком плохо знал кота, которого вынесли целители, слишком мало был с ним связан, чтобы искренне испытывать что-то. Он оставался здесь в первую очередь ради Клеверушки, да и, может, Шороха — только тот был непроницаем и эмоций своих не показывал.

Слова, течения котов, перемены мест, слова — все это вокруг, все это — пока они здесь.

— Вы вряд ли поверите, но он был бы рад, — приковывают к месту слова Чернокрона, и Костер невольно чуть усмехается: правда, не верит. Лишь косит на дядьку желтый взгляд почти с удивлением, что тот захотел вдруг к ним обратиться, но не спорит, остается рядом с телом, чтобы проводить черного кота, чей труп уже окоченел, замерз, в последний путь.

До того самого момента, пока его не уносят, заставляя выдохнуть, взглядом уцепиться за выносящую его прочь процессию, мыслями — за все, что происходит вокруг.
"Да проводят его и вас предки?.."

На появление наследника лишь хмыкнул, ощущая, словно бы им оказывали слишком много, даже излишне много сочувствия, как будто бы тем принуждая более ощущать вину — да, тебе должно быть грустно.

— Не хотите тоже поохотиться? — вдруг спрашивает Костер, взглянув на Клеверушку и Шороха, едва ли заслышав, что Чернокрон собрался на охоту: видно, привлекши внимания, он проклял себя.
— А то чего с кислыми мордами сидеть? Развеяться, отвлечься, — пытается зажечь и ободрить, пытается отмахнуться от тени и запаха трав, пытается напомнить — жизни, их жизни продолжаются, но вовсе не для того, чтобы они навсегда приросли к холодному камню возле места, где лежал провожаемый в последний путь кот.

Отредактировано Костёр (2024-02-19 01:54:25)

← небесное древо

[indent] дать им время.

[indent] слова набатом бьются в голове, пульсируя и жужжа точно пчелиный улей: сколько ещё времени им нужно? сколько есть у неё? безграничный колодец терпения был не просто переполнен — вода стекала из его краёв, падая на землю, и лань всякий раз ловила себя на мысли, что старается зря. она не станет копошиться в чужих душах, говоря, что всё непременно будет хорошо. не станет лгать и находить осторожные тропы, как то делал пустынник — она пыталась, но всякий раз неизбежно проигрывала, понимая, что в такие моменты является вовсе не собою.

[indent] но машинально лань кивает. знает, что будет заботиться о каждом — по-своему, — но сделает всё, чтобы не только сохранить, но и приумножить имеющееся, понимая, что лишь некоторым сможет открыться по-настоящему. будет как и привыкла сбивать подушечки лап, вдыхая терпкий аромат разнотравья, заглядывать глубже, чем за наружность, находя потаённое и сокрытое: она сомневается не в себе, но в них. тех, кто продолжает дыбить шерсть и открещиваться.

[indent] за столько лун стоило бы и привыкнуть, разве нет?
[indent] но каждое новое слово колючим шипом пронзает плоть.

[indent] она поднимет голову, мысленно обращаясь к предкам: вы знали всё с самого начала, так ведь? но, в отличии от остальных, не обвиняет звёзды и не кричит об их несправедливости: их вера была не в том, чтобы слепо подчиняться и жить по их указке, но в том, чтобы найти в себе силы принять неизбежное, увидеть посланный им луч света и пройти заботливо проложенной тропой.

[indent] голос пустыни разрезает поляну — лань взглядом провожает уносящих тело буревестника старейшин. оборачивается, когда пустынник говорит о травах, кивает, выдавая мягкую улыбку одними лишь уголкам губ, и лёгкой поступью подходит к можжевельнику.

[indent] — не злись на него, — просит негромко, касаясь чужого плеча своим. — это был мой выбор — принять этот путь, а выбор пустынника — только его выбор. кем бы мы были, если бы бросили нуждающихся? звёзды лишь указали на необходимость всего этого.

[indent] ливнезвёзд говорит, что гордится ею, и лань в который раз мысленно благодарит его за веру. разумеется, он знал. с самого начала знал, стоило буревестнику получить знак, но принял её не потому, что так велели звёзды, а потому что верил в неё. запутавшуюся, израненную и поломанную. она с благодарностью кивает предводителю, переводит глаза куда-то в сторону, замечая вышедших из палатки дуновения и ильку, не хмурится и не щурится, но почувствует, как сердце несколько раз ударит сильнее — если ему предстоит занять место ливнезвёзда--

[indent] ведёт ухом, с затаённым дыханием провожая глазами ушедший патруль, понимая, что один из них уже не вернётся, и когти непроизвольно пронзят моховой покров пещеры.

[indent] — он вырос, — вновь мяукнет можжевельнику, коротко кивая на удаляющуюся спину бежевого воителя.. — и изменился. но пока не уверена, что в лучшую сторону. надеюсь, ливнезвёзд успеет обучить его ещё немного, — и тут же глаза спотыкаются о светлую пятнистую шерсть. — я отойду ненадолго, — она поднимается с места, напоследок боком касаясь бывшего наставника.

[indent] увидев её, в воспоминаниях оживилась совсем свежая картинка, наполненная криками птиц.

[indent] — чайка, милая, — лань ласково улыбается, останавливаясь подле юной воительницы. — я бы хотела рассказать тебе кое-что, но, если ты не возражаешь, за пределами лагеря. пустынник взял некоторые травы, и теперь мне нужно пополнить запасы, — глаза пристально и неморгающе всматриваются в очертания соплеменницы, а после вновь соскользнут к силуэту её брата. — и я была бы рада, составь ты компанию, — лёгкое касание носом чужого лба, и лань пожимает плечами, на этот раз глядя на можжевельника и мысленно прося прощение за задержку.

[indent] что бы вокруг не происходило, у неё есть долг, требующий выполнения.

[indent] она проскальзывает мимо горлицы и чернокрона, коротко кивая последнему, ненадолго замедляется возле троицы учеников, и в последний раз останавливается возле выхода: сейчас он кажется чёрной дырой и путём в неизвестность, но жизнь никогда не остановится, а значит и она не может.

→ светлый лес

из пустоты.

Чайке не хватает воздуха. Сначала она чувствует, что горло точно стягивают тысячи тонкий нитей паутины в тот самый момент, когда уроженцы Горного племени покидают каменную крепость. Чайка молчит, облачённая в теневые просветы, прижавшаяся тёплым боком к стене воительской пещеры. Молчит и ждёт, не в силах собрать собственные помыслы воедино. Ей чудится – быть беде, и ту самую беду она ждёт.

Может быть, стоило обратиться за помощью к Звёздам и, найдя ту самую яркую, отправиться за ней следом, чтобы выйти на уходящий патруль, помочь в каком-либо деле, лидерский бок защитить, ежели беда когтистая подойдёт слишком близко.

Она степенно ждёт возвращения отряда, но по возвращении, шипит, дыбит загривок – понимает, что лучше бы не возвращались. И ведь не со зла думает едкими мыслями, а от безнадежности – из трёх остаётся лишь одна. Двое – должны уйти. 

Горло вновь стягивает толстой паутиной паук-прядильщик, нависает точно слепая зона где-то сверху, и Чайка прижимает уши к голове, выходит к общему собранию. Ей кажется, темень застилает глаза, обагряет внешний мир – Чайке хочется кричать, вцепившись в уши-лапы-хвост – во всего Пустынь, прижать к холодному полу и молиться – молиться, что его слова сказаны больше в шутку, нежели всерьёз. Что Пустынь вернётся через Сезон-другой к ним.

Чайка верит – не верит маленькая пташка, упорно стучащая в рёбра. Не верит камень в душе, всё ниже и ниже опускающий юную воительницу книзу, точно прижимал к земле. Чайка не видит – не понимает – сколько проходит времени с тех пор, когда на поляне происходит суета, с тех пор, как вновь Пустынь- нет – Пустынник – возвращается вместе с Ланью от Небесного Древа. И Чайке тоже хочется отправиться туда, словами добрыми обратиться к предкам – чтобы знали о том, как сильно будет не хватать их племени тёплого сердца Пустынника.

За всеми чужими шепотками, словами неверия Чайка чувствует чужой страх. И хочется сорваться на каждого, кто ставит под сомнение слова Звёзд, хочется закрыть Пустынника своей спиной, точно его собственный защитник, уберечь от чужих косых взглядов. Не понять Чайке, откуда столько неудовольствия у тех, кто с молоком матери взращивал в себе любовь к Предкам, а потом за одно болезненное движение точно отказывается от слов их.

«У нас был Пустынь. У нас был Буревестник. У нас остаётся Лань. И именно Лани нужно помогать»
Пустыннику, непременно, тяжело: ему оседать на новом месте, вливаться в канитель с раненными и болезненными незнакомцами, к каждому из которых нужно подобрать индивидуальный подход. Лань же – остается одна рядом со своей семьей, ощущая, как многие сравнивают её подход и подход Пустынника, выделяя второго.

Чайка морщит нос. Лань – справится. Чайка будет рядом.

Взгляд фокусируется на голубых глазах целительницы, и Чайка поднимает уши – Лань смотрит на нее, будто слыша её мысли и чувства. Лань идёт к ней, точно желает утопить вспышку раздражения. И Чайка остывает, подкрепляемая теплом, отскакивающим от переливов шерсти Лани. Чайка прищуривает взгляд, стоит целительнице обратиться к ней:
- Поздравляю с новой должностью. Ты заслужила это, - прерывает срочно, считая своим долгом сказать заветные слова. А потом замолкает, потому что Лань хочет что-то ей сообщить. Глаза округляет, секундно испугавшись, что это ещё не все объявления, и худшее – впереди. Но глаза молодой целительницы говорят об обратном, и Чайка выдыхает спешно, поднимает с места, ведомая следом за Ланью:
- Я вся в твоём распоряжении. Не говори, что Илька снова что-то разбил себе. Предки, надеюсь, нам хватит трав, чтобы залечить душевное состояние племени. А если нет – отправлюсь в чужие угодья, выпрошу нужные.

Ей не понять, что именно на душе Лани, и как бы Чайка ни старалась – не отколоть ни кусочка от той каменной изгороди, что выстроила подле себя целительница, укрывая истину внутри себя самой.

- Ты как?

Но Чайка постарается.

светлый лес.

Соколица проводила взглядом удаляющегося отца, брата и Пустынника. Она так и не сказала ему слова прощания. Так и не выразила любовь, скрытую за горечью утраты. Последнее, что он от нее услышал – желчное “замолчи” по дороге в лагерь.
Теперь сожалела об этом.
“Прости меня, Пустынник. Пусть путь твой будет легок”, – тихонько прошептала воительница, обратив взор в сторону выхода из пещеры, освещенной рассветним солнцем. Пусть ветер отнесет мои слова, пусть звезды услышат, пусть у каждого из нас все будет хорошо... пусть просто будет.  Новый рассвет.
Соколица прикрыла глаза на минутку, покачиваясь на волнах тихой печали, которые постепенно переходили в почти-что-штиль. Она приняла. Она отпустила.
Все, что сказал Пустынник, что сделал для племени и для нее, никуда не делось – оно осталось жить в каждом из них. Слова Пустынника живут во мне.
Соколица тихо выдохнула и открыла глаза вновь. Она заметила, как Горлица отправляется на тренировку со своей ученицей и Чернокроном. Пора заняться делом.
– Костер, – окликнула она своего оруженосца, подходя к нему, – отправимся на охоту. Или начнем твою боевую подготовку, если с дичью не повезет, – она также мазнула взглядом по Шороху, сидящему рядом. На секунду задумалась, поискала взглядом его наставника. Нашла.
– Пойдете с нами? Проведем совместную тренировку или охоту, – предложила Соколица им обоим, дождалась утверждения со стороны другого воителя. Издали кивнула Птицемлечнику. Вернула взгляд Костру и Шороху, слегка заметно, ободряюще улыбнулась им обоим и направилась прочь из лагеря.

Лиственница куда-то запропастилась еще рано утром и Грачик, все еще не отвыкший от теплоты материнской шерсти, проснулся от холодка, пробегающего по его черно-белой шкурке. Поежившись и  недовольно мякнув, он лениво потянулся, расправив коготки и принялся по привычке вылизывать свою грудку, которая всегда забавно топырилась по утрам.

Его мать с каждой луной взросления чад начала покидать ясли все чаще и чаще, чувствуя, что от мамских дней сурка можно отходить: Лосенок, Лучик и Грачик  миновали шесть лун и в ближайшее время станут оруженосцами. Эта мысль одновременно и грела, и расстраивала будущего ученика.
С одной стороны, ему больше не придется грустно смотреть на старших товарищей, уходящих за пределы лагеря на занятия, охоту или патрули - теперь он сможет проводить время в компании "крутых старших ребят". С другой стороны, его связь с Лиственницей будто бы растянется, словно упругая нитка, станет длиннее и тоньше.
А ведь рвется там где как раз и тонко.

Потряся головушкой, он постарался угнать плохие мысли прычь и уселся на краю главной поляны, периодически поглядывая на ясли и выжидая, не вылезут ли его сестры поглазеть на лагерную суету вместе с ним.

ночь без сна!.. как бы остролапа хотела, чтобы у этой ночи было много «без». без эмоций, без потрясений, без смертей... без неё в конце концов. чтобы все эти тревоги обошло стороной ученицу и комком скатились к подножию гор, не коснулись племени.

не решилась подойти к товарищам: от собственной ли тревоги, от страха ли увидеть тревогу на их лицах и не знать, что сказать.

разве не безнадежно, когда тот, кто спасает, не способен спасти себя? с того мига (хотя вряд ли можно назвать мигом то, что длится неисчелимо долго), как на поляну внесли тело погибшего целителя, все мысли остролапы были о том. в голове совершенно не укладывалось, что жизнь целителя не вечна. конечно, остролапа уже не котенок, но отчего-то ей казалось, что жизнь лекаря настолько неприкосновенна, что даже сами звёзды не тревожат её. вот отчего эта потеря приводит в чувство безысходности и непонимания.

— кто-то сказал «давайте возьмем остролапу»? — кошка быстро материализовалась в компании с наставником и подружкой, изображая безразличие к сложившейся в лагере ситуации. ни одного комментария по случившемуся она себе позволить не могла: а что тут сказать? делиться друг с другом «как жаль! как жаль!», это же только больше вгоняет в тоску! — я бы на твоем месте не спорила там, где не можешь победить, — подметила остролапа, влезая в разговор сестры и брата, — ты бы поддался сестрёнке, — наигранно заботливо улыбнулась костру ученица. и зачем клеверушка соревнуется в охоте на птиц, если сама ещё такая же крошка как какая-нибудь синичка? глупышка.

— ты не переживай, клеверушка, я тебе своих птиц тоже отдам! — снисходительно пообещала остролапа, семенуя рядом с подругой вслед за наставниками.

---> за клеверушкой

Отредактировано Остролапа (2024-02-23 18:06:56)

<— Туманное племя

Рассвет обозначает новый день и новое начало, вьюга прекращается, и на останках заледенелого "вчера" кровавым заревом разливается небо, алыми бликами и длинными тенями расползаясь по земле.

Снег под дрожащими от тяжести окоченелого тела лапами сминается с зычным хрустом, из пасти рвется дыхание, потянутая конечность ноет и, кажется, с каждым шагом плавит под подушечками поверхность наста.
В ушах звучит слова.
Какая-то молитва.
Пустынник, кажется, что-то говорит, но Дуновение не разбирает слов: весь мир превращен в пульсирующую картинку, в которой ему места — нет. Фигуры Беззвездной, Горечи Звезд, песчаного целителя — ускользающие из сознания точки.

Что ты почувствуешь, когда, открыв глаза от беспокойного и рваного сна, поймаешь янтарный взор предводительницы соседнего племени, а уже скоро ощутишь подкатившись к глотке ком, сминая в пальцах холодные лапы своего отца?
Утро спокойное.
Утро — штиль.
Утро — смерть.
Безликое, безмолвное, бесконечно застывшее. Как взгляд некогда зеленых глаз, направленных в пустоту.
— Как это произошло?

— сердце. — говорит едва слышно целитель. выпрямляется, оглядывается на дуновение и собравшихся воителей. — его сердце остановилось. — повторяет чуть громче, смотрит на наследника с мягким сочувствием. — он ушёл к предкам во сне безо всякой боли. — пустынник медленно выдыхает. — это была его последняя жизнь.

Мольба лишь услышать, что это все сон, незаконченный бег среди холода скал и кровавой пучины, от врага, от себя. Попытка укрыться под серебром.

Дуновение чувствует все и сразу — этот вес угрожает сломать ему хребет. Дуновение не чувствует ничего. Он будто бы вырезан из картины событий, его лапы — не его, и его голос, действия — тоже чужие.
Он сам для себя в мгновения — чужой, смотрит на мир, словно бы через экран.

"Сердце, сердце..." — застревает в груди и бьется в черепной коробке в такт ударам в грудной клетке.

Он бы утонул в снегу и нашел там свое пристанище, но не может позволить лапам дрогнуть сильнее положеного, не может позволить себе склонить голову и дать даже почувствовать боль.

Он бредёт, не оборачиваясь на спутников. Размытый силуэт раскидистого небесного древа — его ориентир, достигнув которого в молчании поймает взглядом серебристого оруженосца, но блекло не проронит ни слова, не шелохнется, почувствовав прикосновение, с благодарностью примет чужое молчание.
Здесь он оставит Беззвездную и Горечь Звезд — ждать. Отсюда они продолжат путь до лагеря Горного племени втроём по тропе давно изученной, но сейчас отчего-то — незнакомой. Тело давит на плечи, но сильнее — заевшее сломанной пластинкой осознание. И даже если донесутся вопросы, слова, Дуновение не найдет, что ответить ни Ильке, ни Пустыннику. Оставит их наедине, позволяя обмениваться фрагментами мыслей.

Возможно, прошлым днем он еще мечтал, что они втроем пройдутся по этой нелегкой дороге средь родного камня. Но теперь каждый шаг заставляет лишь сильнее ощущать тяжесть, сковывающую конечности.

---

Он ступает на главную поляну, укрываясь от обманчивого солнечного света, запах родного племени окутывает его с головой и порождает болезненный всполох — раз. Он молчит, старается не ловить взгляды, хотя чувствует возрастающее напряжение — два.

— У него остановилось сердце во сне, — говорит Лани хрипло, когда они опускают тело погибшего предводителя на землю, когда собственное предательски хочет накрениться — три.

Несколько секунд шока. Несколько секунд оцепенения. Дуновение может взять себя в лапы, досчитав до десяти.

— Этой ночью Ливнезвезд скончался во сне, — произносит наследник, стараясь подбирать слова, стараясь сохранять голос ровным. Взгляд его блуждает по отцу, по его обезличенному облику, а потом — по каждому коту в племени.
— Беззвездная и Горечь Звезд помогли нам донести его тело до Небесного древа. Но сейчас они ждут, чтобы отправиться к Лунному Истоку. Я должен буду временно вас оставить.
Что-то противится, что-то выворачивает: он должен быть с ними, он должен разделить эту утрату в этот момент, но чувствует — время не ждет, чувствует — ему придется сделать выбор, и на этот раз он ставит немую договоренность и долг перед предводительницами выше, чем собственное желание остаться и быть здесь, со своей семьёй, с каждым сразу и по отдельности, разделить клочки существования и залатать ноющие раны.

Он еще может поймать, как мощное тело полосатого лидера уносят в палатку целителя, чтобы приготовить его в последний путь. Он может проследить за Ланью и за Пустынью, почувствовать обманчивое веяние ностальгии. Но ложь слишком легко раскрывается при пересечении взглядами.

— Мне жаль, — выдыхает он на ухо Соколицы, когда, приблизившись к сестре, прижимается к ее щеке своей и хочет привлечь ближе, но останавливается.

Подойти к Горлице или младшим сестрам сейчас — не решается. Он не может найти для того слов, но ощущает растущее напряжение при мысли: "Это слишком большая утрата".

Ему кажется, он затрещит по сколам и развалится. Поэтому решает, опустившись в тени, прислониться к холодному камню и молчать в ожидании, пока не наступит время двигаться дальше. На появление Ильки рядом с собой лишь прикроет глаза.
— Я хочу, чтобы ты был сильным, — отзовется глухо, зная, что и для него это все — очередной удар молнией с небес.

Зная, этот день они запомнят надолго.

— Возьми меня с собой.
— Ты нужен мне здесь, — ровно мяукает Дуновение на порыв ученика сопровождать, наблюдая за тем, как тело отца, укутанное ныне в шлейф травяного аромата, возвращается на главную поляну.
Пора идти.
— Я вернусь, — произносит он выверенно и механически, переведя на Ильку взгляд. Поднимается на лапы.

Он позволяет себе лишь краткое прощание, когда зарывается носом в светлый мех и сжимает пальцы, жмурится. Он позволяет себе лишь слабые трещины слабости, прежде чем ловит взгляды целителей.

Идти.

Мир перед глазами — калейдоскоп разрозненных картинок.

Дуновение задержит взгляд на Птицемлечнике, и про себя попросит сберечь каждого.

Они потеряли слишком многое. Это "многое" нельзя свести к простым ролям вроде "целителя" или "предводителя".

И наследник остановится у выхода, прежде чем нырнет в проход и растворится в лучах утреннего солнца.

—> Лунный Исток

Отредактировано Дуновение (2024-03-08 08:51:52)

>> разрыв с горного луга

     Вернувшись из охотничьего патруля, Илька ушел в свой уголок пещеры и, несмотря на тянущую тревогу, уснул крепко и проспал до самой предрассветной поры. Проснувшись, понял что будет метаться, если не выберется на свежий воздух и, скрепя сердце, всё-таки выскользнул из лагеря. Он думал дождаться патруля у входа, но беспокойные лапы повели его дальше, к Небесному древу. Мрачноватые заснеженные ветви не принесли своим видом привычного успокоения. И всё же, Ильке стало полегче, когда он спрятался в переплетении узловатых корней от вьюги и вспомнил о проведенных под раскидистой кроной днях ушедших теплых сезонов.

     Его ожидание прервалось появлением на горизонте кошачьих фигур и принесенных ветром запахов, от сочетания и смысла которых у Ильки упало сердце. Он быстро пошел вперёд, с каждым шагом чувствуя, что его лапы всё больше немеют, а шерстинки на загривке начинают ощущаться ледяными иголочками. Там, под весом тела почившего предводителя он увидел напряжённое плечо друга. И, не думая ни о ком более из отряда — отрезав даже свои чувства — поднырнул, прижался к нему боком, проверяя, насколько тот жив, отмечая какой он одеревеневший и скованный. Точно тоже труп, но передвигающийся на своих ногах.

     Рядом Пустынник, чьи тихие слова Илька воспринимает лишь спустя некоторый промежуток после того, как они сказаны. Вникнуть в суть сразу не получается. Как и поверить в то, что многолунное убеждение в силе Ливнезвезда и том, что правление его будет вечным, разрушено. Бывший идеал Ильки смят, повержен, и он чувствует себя обманутым. Будто перед ним чье-то чужое тело, вовсе не предводителя, в которого он верил сильнее, чем в кого-либо другого. И тянет заглянуть в искаженные смертью черты морды, убедить себя в том, что это не он, и очередной патруль «в помощь соседям» не обернулся для племени сокрушительной смертью. Илька молчит, и даже забывает о вежливости по отношению к чужим предводителям, как забывает о том, чтобы коснуться Пустынника, столь внезапно к нему вернувшегося. Его взгляд прикован к Дуновению, а лапы сжимаются от желания накинуться, обхватить его и спрятать. От погибели, от чужих глаз, от сотен объектов, мелькающих, сливающихся воедино и мешающих чистому восприятию. Но он делает то, что может — не становится одним из раздражителей, сливаясь с ним и Пустынником, подобно частице горного сланца в скале. Берёт на себя часть общей тяжести, без промедления принимая на своё плечо.

     Илька знает, что столкнется с тревогой, ужасом и непониманием, стоит им вернуться в лагерь, и встречает эту волну с большей готовностью, чем предыдущую. Он не заглядывает в чужие глаза, понимая, что очередной из взглядов может проколоть его и не позволить идти дальше. Одно утро стерло краски из его видения будущего, оставив белесую пустоту, подобно укрывшей землю снежной пелене. Перейдя грань, где чистота становится полным отсутствием чего-либо. Он знает, что не один такой. Хотя когда-то подобная пустота была его мечтой.

     Когда Ливнезвезда забирают, Пустынник и Дуновение отходят, Илька замирает, не понимая, куда ступить ему самому, как быть, как не оступиться сейчас и не потерять зыбкий клок почвы под лапами. Он знает, что наследник скоро уйдет, исполнять свою новую миссию. Но Илька не может просчитать и увидеть будущее. Бледный конь погибели всё перекрыл своей гривой, оставив Ильку метаться в сомнениях и жгучем желании вцепиться и не отпускать. Ему хочется поймать родной и знакомый  взгляд Горлицы. Зафиксироваться и найти в нём ответ, поддержку, одобрение. Ильке кажется, что сейчас никто не поймет его лучше. Разве не отдала бы она многое за то, чтобы быть рядом, когда смешался с воздухом последний выдох Ливнезвезда? Не рванулась бы за предводителем в пламя, в холод, наперекор любой стихии, любому из терзающих его зол?

     Ах, если бы не эта череда смертей в горной семье, сводящая его с ума, провоцирующая в нем тревогу, перетекающую в панику. Он мыслил бы куда разумнее. Но его мучительно царапало волнение за чужие жизни, хрупкие, ценные. На беспокойных лапах, полукрадучись он ушел в тень, куда опустился Дуновение. Вгляделся в его черты, чувствуя как мелко дрожат скулы.
«Сильным? Быть сильным? Что это значит? Сильные умирают быстрее слабых. В чем смысл силы, если она не может сберечь?»
— Я больше не желаю быть старшим по бою, — запальчиво произнес он, склоняясь к Дуновению. — Я хочу защищать тебя сейчас, а не «когда-нибудь».
Илька нервно скребнул по камню когтями, не удержав их в лапе. — Возьми меня с собой.
В ответе он не почувствовал отголоска эмоции, и хотя в иной момент это было бы для него нормально, привычно, тогда это скребнуло его изнутри.
«Ты нужен мне где угодно». Может, ему было бы проще принять слова Дуновения, чувствуй он себя необходимым племени. Если бы его действия могли повлиять на что-то. Но он даже с соседями по палатке не смог наладить достойных отношений так, чтобы теперь быть им ориентиром. «Не оставляй меня здесь». Илька почувствовал, как стены сжимаются, когда Дуновение коснулся мордочкой его меха. Он хотел ответить на прикосновение, но застрял в своих мыслях и не успел. «Не уходи?» Было бы глупо произносить такое вслух.

     Тяжело дыша, он проводил уходящего наследника взглядом, продолжая думать о его словах. «Нужен здесь». Ильке кажется, что будь рядом Гусёнок, тот подтолкнул бы его к выходу. Да подтолкнул так, что тот покатился бы в направлении своего желания кубарем. Гусёнок был сильным. Его не волновали чужие взгляды. Если бы Илька лучше подражал ему; если бы смог вновь впустить в себя его силу, он наверняка оставил бы позади сомнения, просьбы, стыд и неловкость, и ринулся бы вперёд. Но отчего-то никак не мог найти пятнышка знакомого света у выгоревшего черного фитиля. Вместо того на ум приходило то, как он нарушал дисциплину. Сколь многого не понимал. Слова Воздушной о том, что он может подвести Дуновение и выставить его слабым перед другими; слова, в другую очередь, Дуновения о том, что Ильке следовало быть рядом с племенем, а не с ним.
«Я портил гораздо чаще, чем делал хорошо» — подумал он, медленно поворачиваясь к вынесенному на поляну телу. Сделал шаг, несколько, сблизился. Предводитель ещё никогда не был столь близок, доступен ему. Он столько лун боялся контакта с ним, таким властным, могущественным, внушительным. Илька протянул дрожащую лапу и оплел ею длинную серую прядь меха. Склонился, касаясь кончиком морды макушки мертвеца, его уха. Тот, кто был кумиром, кто мог что угодно — ради кого Илька был приветлив к чужакам и пытался найти с ними контакт. Кого он хотел защищать, для кого однажды хотел стать ближе многих иных. Мёртв.

     Захотелось вернуться назад, далеко-далеко назад. Упасть в хребтоломные объятия Вяхиря, когда это ещё было возможно. «Где ты теперь, Вяхирь? Где бродишь, чем живёшь? Возможно, я был несправедлив к тебе. Возможно, ты хотел спасти не это племя от меня, а меня от этого племени.
Я остался один. Моя семья жива, а я не чувствую, что найду в их взглядах хоть долю тепла.
Племени нужна поддержка. Но они не привыкли к тому, что я могу их поддержать. Они думают, что я одиночка, и они не нужны мне.
Я загнал себя в тупик. Мне так хотелось быть Гусёнком хоть для кого-нибудь из них.
Но из меня вышел плохой друг».

     — Я многого не успел тебе сказать, — прошептал он в холодное пушистое ухо. — Если честно, почти ничего. Не стал тебе кем-то, на кого ты хотел бы обратить внимание. На кого мог положиться. Он тяжело выдохнул, шевельнув порывом шерсть на щеке предводителя. — Ты говорил не выходить в одиночку, а я не послушался и всё равно вышел. Я негодный оруженосец, и не заслуживаю стать воином. «Мне необходимо наказание, хотя возможно, я наказан уже тем, что теплый, пока ты холодный и окоченевший». — У меня не получается подчиняться. «Это не храбрость, правда? Не решительность, не смелость, не самостоятельность. Ни одно из хороших слов, которыми можно было бы оправдать моё своеволие». — Я буду с нашим племенем, продолжу защищать его, беречь. Но такой ли защитник ему необходим? «Кто знает, может лучше было обрубить эти корни прежде, чем они раскололи камень, проникнув в него». — Если бы я мог, то отправился бы гулять с тобой. Не прими ты мою компанию, тихо бы шел следом. Но, — его губы дрогнули. Илька отстранился, но не ушел, а опустился немного в стороне, у бока Ливнезвезда. Он решил, что останется с Горлицей и семьёй предводителя, пока тело не предадут земле. Отпустить того, кому он много лун посвящал своё существование, оказалось нелегко.
«Прощай?»

Отредактировано Илька (2024-03-09 21:15:21)

горный луг → гп → палатка целителя → гп → палатка оруженосцев

[indent] клеверушка возвращалась в лагерь довольная, в отличном расположении духа, и несла с собой сойку, пойманную остролапой. она бесконечно радовалась за подругу и очень хотела рассказать об успехах их отряда братьям и друзьям по палатке. ее хвост стоял трубой, когда клеверушка забегала трусцой на главную поляну, опережая свой охотничий патруль. гордо положила ношу в общую кучу, сообщила оказавшемуся рядом соплеменнику: это остролапа поймала! — и хотела было отправиться искать костра с шорохом, как ее окликнула лань.

[indent] лань теперь целительница нашего племени, — напомнила себе клеверушка, подходя к кошке. при мыслях об этом сердце ученицы сжалось, потому что на ум сразу же пришел буревестник, но она постаралась отогнать его образ, пообещав себе, что обязательно еще уделит время своему горю. отложить на завтра — вот, какой способностью она обладала, и пусть, что для проживания печали завтра обычно не наступало никогда. клеверушка не знала, что должна давать этим эмоциям выход, а потому просто собирала их, засовывая поглубже на полки своего подсознания.

[indent] — привет, лань! наверное, тебе нужна какая-то помощь? я сейчас освободилась, мы только-только вернулись с охоты, и поймали сто-о-олько добычи, что теперь все точно будут сытыми! илька поймал огромного фазана, а горлица с остролапой кедровку, а еще сойку, и еще--

[indent] — пойдем со мной, нам нужно поговорить.

[indent] клеверушка умолкает, не договорив. она спешит за целительницей, которая скрывается в своей палатке, и улыбается своим воспоминаниям о том, как они залезли сюда большой компанией и устроили настоящий переполох. хорошо, что обнаружил их в тот раз именно пустынник, а не... клеверушка шумно выдохнула, напоминая себе еще раз, что об буревестнике подумает позже.

[indent] внутри же целительского укрытия клеверушку ждет потрясение. лань рассказывает ей, что она получила знак от звездных предков, который указал ей на того в племени, кто станет учеником целителя. лань рассказала клеверушке, что теперь ей предстоит сменить палатку и должность, что ее предназначение указано самими звездами. лань показала ей клевер, найденный среди трав, вовсе не должный там оказаться, и клеверушка окончательно убедилась в том, что это не розыгрыш.

[indent] — сами звезды указали мне, кем я должна стать, — проговорила она, глядя на четырехлистный гербарий клевера, — это великий день, лань! звездные предки говорят с нами, они услышали мои вечерние молитвы и вопросы, которые я задавала им! они дали ответ.

[indent] клеверушка знала, что это их дар ей — знание своего места, с которого она сможет помогать другим и спасать чужие жизни. ей снова вспомнился буревестник, и про себя она подумала: а вдруг именно он и послал знак лани, вдруг это его идея? клеверушка совсем не знала, как устроен быт среди звезд, но очень хотела надеяться, что дедушка верит в нее и передает ей свое наследство в виде должности травника. она представила, как он улыбался бы ей сейчас, как гордился бы ею, как горели бы его глаза; клеверушка и сама начала улыбаться, думая об этом.

[indent] — я сообщу об этом ливнезвезду, и мы объявим об этом на собрании племени. пока что не рассказывай всем, хорошо?

[indent] — конечно! лань, я буду хорошей ученицей, можешь не сомневаться! — пообещала клеверушка, заглядывая в глаза целительнице. была ли она рада этой новости, была ли ею довольна? с другой стороны, разве не все, что тем или иным образом сообщают нам звездные предки, встречается нами с радостью? мной так точно! с этими мыслями кошечка выбежала из палатки, слишком счастливая, но слишком не знающая, что ей делать с этой информацией.

[indent] побродив по поляне и не найдя братьев, клеверушка задумалась: а ведь горлица расстроится. горлица такая хорошая, мне так с ней классно занимается! не обидится ли она на меня? но нет, она ведь знает, что я стану ученицей целителя не потому, что не люблю ее, а потому что так велели звезды! горлица верит также, как и я. она наверняка обрадуется! я обязательно ей расскажу перед собранием, я хочу сама ей сказать.

[indent] но горлицу клеверушка не нашла нигде, потому как не осмеливалась заходить в предводительскую палатку. может быть, наставница и была там, но наивная младшая ученица не знала, можно ли ей заходить туда, и она решила не испытывать судьбу. дождавшись братьев, она рассказала им о невероятной новости, и весь вечер они провели в разговорах, обсуждениях, возможно даже немножечко спорах.

следующий день

[indent] утром клеверушка была преисполнена сил. она хорошенечко умылась, поговорила о чем-то очень важным с остролапой, позавтракала; день обещал быть прекрасным, ведь сегодня должен был вернуться ливнезвезд и собрать племя на собрание, на котором он объявит о посвящении клеверушки в ученики целителя. молодая кошечка не помнила, должен ли идти новопосвященный ученик на встречу со звездными предками, но ей очень хотелось, чтобы именно так и нужно было сделать. она хотела поблагодарить звезды, хотела увидеть буревестника, хотела увидеть... возможно, их маму? она ведь должна была там быть? конечно, должна была. клеверушка заулыбалась, думая об этом.

[indent] конечно, стоило бы найти горлицу, чтобы поговорить с ней о внезапном новом посвящении. клеверушка принялась взглядом рыскать по поляне, и, зацепившись за наставницу, поспешила к ней.

[indent] — горлица, привет! у нас сегодня будет тренировка? я хотела сказать, что она, скорее всего, не...

[indent] но наставница была особенно задумчива сегодня, и клеверушка сразу почувствовала это по ее настрою. горлица предложила ей наведаться в палатку лани для того, чтобы узнать, не нужна ли той помощь, и как же она была права! травнице понадобится помощь со многим, ведь теперь именно она будет наставницей для клеверушки, и было просто необходимо предупредить об этом горлицу.

[indent] — горлица, я-- — хочет сказать об этом пестрая кошечка, но гибкая фигура наставницы уже срывается с места. горлица бежит навстречу вернувшемуся патрулю, и клеверушка провожает ее взглядом, решая, что тогда, наверное, скажет немного позже. сейчас ее наставница хочет побыть со своим возлюбленным, который..!

[indent] клеверушка видит серый мех, вносимый в лагерь.

[indent] клеверушка знает, чей он. она видит осевшую на месте горлицу.

[indent] и дальше все происходит само по себе, без участия клеверушки. она остается стоять, смотря перед собой, видя, как сбегаются соплеменники. она делает несколько шагов вперед, но не знает, что должна предпринять дальше. все происходящее остается за стеклом, за параллелью зримого, там, где у клеверушки нет никаких сил, нет никаких возможностей. клеверушка не может ничего сказать, у нее не находится ни единого слова.

[indent] слишком много всего, слишком много событий. клеверушка моргает, и осознание приходит к ней только сейчас: ливнезвезд мертв. ливнезвезд, который оплот их племени, который, точно дубовый ствол, держит зеленую курчавую крону горцев, который — нерушимый столп, который и сам — самая настоящая гора, скала, настоящая отвесная круча. ливнезвезд тот, кто ведет их, кто направляет.

[indent] и он мертв.

[indent] клеверушка на негнущихся лапах идет ближе к соплеменникам, которые уже окружили тело. мажет взглядом по пустыннику и дуновению, по горлице — о, предки, бедная горлица, моя любимая горлица, уткнувшаяся носом в шерсть любимого... клеверушка не знает, что ей делать. она не может сделать ничего.

Отредактировано Клеверушка (2024-03-12 11:55:40)

[indent] Всегда оказываться в нужном месте в нужное время было чем-то сродни таланта, которым обладала Пустельга, поэтому, возвращаясь в пещеру аккурат к затишью после похорон одного целителя и проводов второго, уже на подходе она почуяла слабые, едва уловимые запахи соплеменников, однако совершенно не придала этому никакого значения, как и шуму, сопровождавшему их — вероятно, никак не могла отделаться от гула в ушах, вызванного вибрациями сошедшей с гор лавины. Или попросту не ожидала услышать ничего нового.

[indent] Оглядываясь назад в хронологии событий, она предельно чётко осознавала, что ситуация выходила из-под её контроля: встреча с потомками небесного племени вовсе не была чудесным воссоединением десятков похожих друг на друга, имевших общие корни, котов. Нет, она изначально отличалась от дружественного обмена воспоминаниями последствиями в виде покинувшего племя травника. И теперь воительница чувствовала, как её утягивает в стремительно набиравший силу водоворот событий, а она, впиваясь когтями до боли в землю, никак не могла этому препятствовать. Пустельга ощущала, что перестает быть одним из основных лиц происшествия, являясь лишь шестернёй в общем зловещем звякающем механизме политики Всевышних, снова вынужденная под них подстраиваться.   

[indent] В очередей раз, стоило ей вновь окунуться в анализ происходящего, на языке слабой вспышкой аукнулась злость, однако пятнистая воительница быстро подавила её, призывая себе на помощь спасительный холодок безразличия, напоминая о надлежащем почете к выдвинутым пророчествам. Если по поводу воинского ремесла она могла бы еще с кем-то поспорить, даже поучить жизни, то ставить под сомнение веру, впитанную горными котами с материнским молоком, не рискнула бы даже из врожденной вредности. Себе дороже.

[indent] В носу защипал фантомный запах крови — кажется, в этот раз бури не избежать. То, что началось с момента обвала, двигалось с ужасающей скоростью, чтобы, в конце концов, ударить под дых с силой, троекратной размерам летящего камнепада.

[indent] По телу будто прошел разряд тока — голоса, терпкий травянистый запах, а затем и причина, по которой помятый отряд, вероятно, исполнивший свой долг в долине, вернулся домой в сопровождении бывшего травника, и вовсе заставили воительницу застыть на пороге пещеры. Сверкающий зеленый взгляд скользнул по сгорбленной фигуре наследника, привлеченный неподвижной грудой серебристого меха.

[indent] — Как это произошло? — голос, утробный и низкий, отдался эхом в её собственном подсознании, и Пустельга, прижимая уши к голове, в гневе рассекла воздух хвостом. — Вы, звездоцап вас дери, решили всем племенем там передохнуть? — глухо рыкнула, пуская воздух сквозь судорожно засопевшие ноздри. Впрочем, ответа на свой вопрос не требовалось — итог был ожидаем, — подсознательно Пустельга была к этому дню готова, несмотря на чудесное улучшение состояния предводителя, — однако не становился от этого менее роковым, а слепое упрямство Ливнезвезда теперь отзывалось внутри уколом досады и разочарования. Он должен был быть здесь, быть рядом со своим племенем и семей в последние секунды своего вздоха, а не геройствовать во благо спасения жизней тех, от кого, даже благодарности не дождешься.

[indent] Налитые тяжестью лапы словно стали неподъемными, из-за чего каждый шаг вперед, к нему, дался кошке с большим трудом, ведь в глубине души Пустельга не желала приближаться.

[indent] Перед взглядом была вовсе не ставшая родным домом пещера с каменными выступами и мертвым телом посередине. Нет, она видела кота, которого когда-то любила: благородного, статного Ливнезвезда. Того, за которым она шла, вопреки предательству и измене, и который, несмотря на ее отвратительный характер, продолжал в нее верить. Верить в них всех. Пустельга моргнула. Раз. Другой. Рвано выдохнула, и, стиснув зубы, напрягла лапы, чтобы сделать еще один шаг, но в последний момент остановилась. Тихий голос Горлицы коснулся прижатых к затылку ушей чуть запоздало, но именно он, вернее смысл произнесенных слов, словно пробудил пятнистую от оцепенения, заставив мимолетно скользнуть взглядом по чужим бокам, округлость которых теперь столь явно бросалась в глаза — для Пустельги, наблюдавшей подобные перемены ни раз, было очевидным подтверждением положения кошки.

[indent] Пятнистая несколько секунд медлила, мечась в охватившем ее вихре забытых эмоций, уговаривая себя, что судьбы оставленных без отца котят ее не касаются, а затем все же бесшумно приблизилась к телу Ливнезвезда, склонив перед тем в знак почтения голову. Пускай к бывшему возлюбленному у нее не было прежних трепетных чувств, но отрицать того, как много этот кот сделал для племени и для нее лично, было бы глупо.

[indent] — Покойся с миром, друг. Племя позаботится о твоих наследниках. Я за ними прослежу, — обещание, о котором она, вероятно, позже, пожалеет, но дать его Пустельга посчитала своим долгом. — Не заставляй меня оттаскивать тебя от его тела за загривок, как нерадивого котенка. Перестань себя жалеть и встань. Теперь ты обязана думать о них, — ровным тихим голосом велела воительница, на секунду пересекаясь с разбитым взглядом голубых глаз всегда неунывающей Горлицы и практически сразу отводя свои, прежде чем отойти в сторону.

[indent] Для Пустельги выбор между прошлым и будущим племени был очевиден.

< -- Лунный Исток. Разрыв

На его зубах все еще ощущается звездная крошка, его мысли скручиваются и передавливаются, уйти теперь, в последний раз проводив взглядом Пустынника и пообещав скорую встречу, особенно сложно, и на плечах ощущается тяжесть рухнувшего на них неба.
Удержать баланс, не уронить, не упасть.
Вся дорога домой — вырванные из памяти фрагменты, которым он не придаст значения. Возможно, Лань что-то говорит, а, может, голоса имитируют завывания ветра и клекот птиц, падения камней и бурные реки.

Когда он возвращается в лагерь, его окутывает прохладная тень пещеры. Запах трав, крови, смерти за эти пару дней пронизывают ее, поселяя в груди опустошающее отчуждение. На мгновения замирает на пороге, но дальше проходит мягкой поступью внутрь, туда, где скорбь смешалась с болью, а соль слез с едким упреком, где жила надежда и где жило укрытое под множеством шкур единство.
Ему есть ради кого держаться, с кем встретить следующий рассвет и кого должно будет провести в следующий день. И хоть эти мгновения не веют радостью, он — лишь скорбь по ушедшему, утраченному, дождь обещает очистить грязные раны.

Лань отстраняется. Сейчас особо явной ощущается зависшая между ними холодность.
Взгляд мажет по соплеменникам, прежде чем палевый кот пережимает едва оттаявшие артерии и подавляет всякий лишний порыв.
— Звезды не оставили нас, — говорит он сдержанно и твердо, даже если чувствует, что от каждого слова глотка его должна бы закровоточить. Взгляд падает на распростертое на полу пещеры тело отца, на месте которого совсем недавно лежал такой же неподвижный, окоченевший Буревестник. Это больно. Но они всегда будут с ними, будут присматривать с серебряного пояса, россыпью звёзд.
Смерть — это лишь новое начало. Цикл не завершается с переходом с одного этапа на другой, и жизнь не кончается с выпадением нескольких элементов.
По крайней мере, так он говорит себе.
— Они нарекли меня Поветрием Звёзд, — называется наследник, предводитель, и то кажется куда более значимым и оглушающим, нежели момент самого наречения.

Пауза.

— Я проведу собрание и все объясню немного позже, — останавливает взгляд на теле отца, — Главное сейчас, что все мы есть друг к друга.

Только вместе они смогут выстоять и выдержать.

Взгляд задержался на разбитой фигуре Ильки. Пришлось постараться, чтобы не зажмуриться.

///

Это прощание, когда Поветрие Звёзд носом зарывается в серебристую шерсть отца — лишь формальность, небольшое допущение, которое он позволяет себе, зная, что Ливнезвезд давно уже добрался до небес — он помнил его мощную фигуру и звезды, запутанные в его шерсти, он помнил все так четко и явно, что не мог бы скрыть от себя, что просто устал: лапы его гудели, а голову стягивало обручем, в груди затаилась тяжесть, которой он не мог бы сейчас попытаться сыскать выхода, хотя ни раз взглядом, на дне которого скопилось немое беспокойство, что-то искал.

///

Проходит несколько часов, наполненных чужим присутствием и разговорами. Солнце уже клонится к горизонту, погружая мир в полумрак. Тело отца вынесли старейшины: оно отдано камню и вьюге — стихии, которой он жил, стихии, которая его погубила. Поветрие Звезд слушает каждое слово Птицемлечника и старается не упустить ни детали, осмысляя фразы советника и в молчаливом согласии кивая.
Лишь по завершении этого разговора он отстраняется и приближается к каменному карнизу. Несмотря на хромоту, несмотря на боль перенапряжения, заставившую его стиснуть клыки, вскакивает на него легко, не позволяя себе покачнуться. И, заняв место, взором окидывает племя.

Он не отец. Его невысокая фигура на контрасте с воспоминаниями вряд ли будет смотреться столь же мощно и величественно. И все же он старается не допустить крупицы слабости и сомнения.

"Все коты и кошки Горного племени, способные охотиться самостоятельно, соберитесь у каменного выступа на общее собрание племени!"

Когда-то эти слова должен был произнести и он. Сейчас же он молчаливо ждал, наблюдал за тем, как медленно соплеменники стягиваются к месту собрания, ощущая смазанное внутренним холодом беспокойство. Можно готовиться хоть сотню лун, но, когда уроки остаются позади, а перед глазами — последствия прошедшего торнадо, лапы неизбежно потянет дрогнуть. Придется пресечь.
— Эти дни были тяжелыми для нашего племени, — начинает Поветрие Звёзд, переводя недолгий взгляд на палатку целителя, на палатку предводителя, — Сперва потеря Буревестника. А прошлой ночью, не пережив ночную метель, от остановки сердца скончался Ливнезвезд. Мы будем скорбеть по ним. Но они не желали бы, чтобы наша скорбь заставила нас забыть, кто мы и в чем заключалась их и наша миссия. Они погибли, помогая Небесному племени, положив свою жизнь цели, которую приняли без остатка.
Поветрие Звезд заставляет себя воскресить в памяти образ отца, чтобы напомнить — он вступил в ряды звездных предков спокойно. Единственные, кто теперь хранил тяжесть этого мира и утраты, — живые. О них ему велено было позаботиться.

— Пустынник взялся исполнить волю звезд, которая возложена на его плечи.
И, казалось, песчаный целитель нужен бы был им здесь сейчас. Но предки решили, что им нужно научиться двигаться самим или окончательно распасться на кусочки.
— Но он всегда будет членом нашего племени, нашей семьи. Когда придет время, он также займет свое место среди нас.
Они распадались уже сейчас, и этот шаг подобен тому, чтобы выиграть заплатку, когда перед тобой оторванная конечность. Но это хоть что-то.

— Новый день подарит новое начало.
А пока им нужно было продолжать. Им нужно было взять костыли, пока они не смогут нормально ходить, им нужно было принять — боль сильна, но не вечна.
— Мы не можем знать, будет оно лучше или хуже прошлого. Но мы должны двигаться дальше. Семья подставит плечо. А предки укажут путь.
Если нет — они найдут его сами.
Через дыру в потолке еще не угасший солнечный свет проникает в пещеру, но там, у горизонта, уже зажигаются первые серебряные огни. Скоро все пройдет.
— Лань заняла пост полноправной целительницы Горного племени. Звезды признали ее, они послали ей знак, — взор падает на пеструю ученицу, — Клеверушка готова ли ты стать ученицей целителя?
Ожидание ответа. Кивок. Это большая ответственность, покуда в ее небольшие лапки вверяется теперь все их племя.
— Тогда с завтрашнего дня ты начнешь постигать искусство лечения. Лань отведет тебя к Лунному Истоку на днях.
И тогда она пройдет свое полноценное посвящение.
Поветрие прикрывает глаза и дает немного времени тем, кто не знал о вести, чтобы поздравить юную кошечку. Взгляд падает на Горлицу — ей же предстоит перебраться в детскую, но это не то, о чем говорят с каменного карниза.

— Трое наших котят достигли возраста, когда им пора покинуть детскую и ступить на путь ученичества, — взгляд останавливается на небольшом семействе, — Грачик, Лосенок, Лучик, с этого дня вы должны будете не покладая лап постигать воинское искусство. Грачик, твои наставником станет Лиственник*, — взгляд остановился на старшем воителе, не обделенном опытом и сдержанностью, — Я верю, что он сможет передать тебе свои знания и стойкость. Не растеряй своего стремления.
Он смотрит на Грачика внимательно. А потом переводит взгляд на его сестру.
— Лосенок, с этого дня и до посвящения в воительницы ты будешь известна как Лоселапа. Твоим обучением займётся Можжевельник.
Что-то предательски заскреблось в мыслях при воскрешении последних сцен, но Поветрие Звезд был уверен: серый воитель заслуживает того и сможет позаботиться о пестрой ученице. По крайней мере, так говорил Птицемлечник. И так говорило все минувшее, когда он видел в воине одного из тех, на кого он желал бы равняться.
— Не утрать своего любопытства. Можжевельник поможет пройти тебе через тропу ученичества. Он научит тебя защищать и ценить то, что тебе дорого.
Взгляд к последней кошечке. И после к Барсучьему Клыку. Возможно, это была часть его пути и его становления — через обучение учеников постараться обрести себя.
— Лучик, с этого дня и до завершения обучения твоим именем будет Лучелапа. Барсучий Клык научит тебя всему, что он знает, и поддержит твой внутренний свет.
Бурому воину палевый кивает в знак поддержки. И в знак, что вся ситуация находилась под контролем — бирюзовые глаза остановились на Стрижекрыле, а после и на Огневице, но путь их в качестве оруженосцев мог уже считаться завершенным.
Главная поляна наполняется именами новопосвященных оруженосцев. Боль не должна заставлять забыть о том, что делало их племенем.

Лишь когда голоса замолкают, Поветрие Звезд может продолжить. И где-то в глубине его души отзываются от голоски анальгированной тяжести.
— Для иных же пришла пора покинуть палатку оруженосцев, — это цикл. В простейшем его проявлении, — Голубка, Огневица, Орлёнок, Стрижекрыл, Илька, Воздушная, подойдите ближе.
Дает время выйти каждому, пока собирает мысли воедино. Возможно, в свое время отец готовил речь для этого момента, значимого и для племени, и для него самого. У Поветрия Звёзд такового не было.
Отстраняет взор от вышедших, удержавшись от порыва задержаться на каждом. Обращается к племени.
— Они приложили все усилия, тренируясь и постигая воинский закон, чтобы стать воителями, достойными своего племени. И я, Поветрие Звёзд, предводитель Горного племени призываю вас взглянуть на этих оруженосцев.
Чтобы после снова вернуться к новопосвящающимся.
— Обещаете ли вы чтить Воинский закон и защищать своё племя, даже ценой своей собственной жизни?
Ответ.
— Тогда с этого дня вы нарекаетесь воинскими именами. Орленок, с этого дня твое имя — Орлица. Племя гордится твоим упорством и неунывающим нравом, — взгляд на ученицу, потом — на ее наставника, потом — на Голубку, что точно так же ждала мгновения своего посвящения.
— Голубка, твои чуткость и преданность племени — твои достоинства. С этого дня твоим именем будет — Сизокрылая.
Птичье семейство. Единственный выпавший элемент, не считая самого предводителя, — Огневица, и Поветрие Звезд задерживает на сестре внимательный взгляд.
— Огневица, с этого дня тебя будут звать Горихвостка. Племя восхищается твоим внутренним жаром и отвагой.
Он чуть улыбается им, смотрит на Горлицу, но то — мгновения, за которыми ему должно продолжить.
— Стрижекрыл, ты нарекаешься Стрижом, — неудивительно бы было отыскать черно-белого кота рядом с Горихвосткой, и Поветрие кивнул ему, — Твои трудолюбие и способность критично оценить ситуацию еще помогут тебе на твоем пути.

Потом он останавливается. Хотел бы он сказать, что следующие шаги — проще, но то — ложь.
— Воздушная, — он останавливается взглядом на светлой ученице, ощущая немую перед ней обязанность, но удерживая себя в лапах.
— Твои открытость и готовность продираться сквозь тернии способны вдохновлять. И Вдохновение станет твои новым именем.

Илька. Поветрие должен бы испытывать вину за избегание, но для него то — единственный способ сохранить целостность.
"Надеюсь, ты поймешь".
— Илька, — он выдергивает себя из плена задумчивости, проскальзывая языком по клыкам, — Племя гордится твоей способностью видеть за поверхностью вещей и преданностью. С этого момента твоим именем будет Койот.
И только от тебя зависит, какая из сторон медали этого имени будет твоей.

"Племя гордится вами".
Я горжусь вами.

— На рассвете каждый из вас отправится исполнить свой долг перед племенем и доказать, что вы достойны стать воителями. Лишь принеся в лагерь хищную птицу, вы проявите то. Берегите себя.
И пусть Звезды будут на вашей стороне.

Поветрие Звезд спускается с каменного карниза, чтобы завершить церемонию и соприкоснуться с каждым из новопосвященных воителей.

Отредактировано Дуновение (2024-03-14 10:51:40)

он был слишком мал. чтобы осознать величину трагедии, которая затронула сердца королевской четы, но был уже достаточно взрослым для того, чтобы подставить плечо жмурившимся от увиденной картины сестрам. Грачик понимал, что смерть и рождения это естественные циклы жизни, но не понимал, почему предки забирают кого-то раньше других. он сидел на краю поляну, окруженный сестрами и матерью, высматривал бурую шерсть отца.

он должен быть в лагере.
он должен быть с семьей.

всхлипы прекрасной Горлицы резали его сердце кинжалами и черный кончик хвоста нервно зашевелился. Лиственница хоть и была его матерью, но Грачик отчетливо видел разницу материнского общения между двумя кошками. он пробыл с Горлицей какое-то время в детской и помнит как она заботилась о них также как о своих котятах, что оставило в сердце Грачика теплые и нежные воспоминания. видя, как дрожат ее плечи и как от нее будто бы пахнет отчаянием и горем, он лишь поморщил нос и, на секунду сгорбившись, снова выпрямил спину.
прямо сейчас жизнь учила его тому, что она не всегда справедлива и это осознание так не хотелось засиживаться в маленькой головушке.

день пролетел стремительно. казалось, со смертью предводителя в каждом соплеменнике что-то умерло, а что-то зародилось. котик все также располагался близ своей семьи. Лиственница с непохожей на нее заботой осыпала котят различными вопросами и высказываниями. воительница будто что-то предвкушала и не зря, ведь ее непоседам уже давно за шесть лун и им пора вступить в новый этап.
Грачик расхаживал рядом и параллельно посматривал в сторону палатки целителей: мысль, что тело предводителя прямо там и прямо сейчас его готовят к погребению, не укладывалась в голове.
все казалось дурным сном. в нем все было неестественно и дурно, что Лиственница, будто наседка окружила своих котят-цыплят, что смерть предводителя, что непривычный балаган на главной поляне. от количества шкур, запахов и шепотов ему будто бы стало дурно.
- все будет хорошо, - шепнул он сестрам и натянутая улыбка коснулась его мордочки.
- но я бы хотел, чтобы все это закончилось быстрее. - голос стал приглушеннее и его будто бы отдернуло: негативные эмоции сочились из него, но нужно уметь держать себя в узде. нельзя раскисать, когда итак все вокруг похожи на грозовые тучи.

Дуновение вернулся к вечеру и все соплеменники живо подняли уши, внимая речам нового предводителя. его голос был тверд и уверен, Грачик с восхищением наблюдал за ним и противная ноющая боль в области груди начала утихать.

Грачик внимательно слушал речь наследного принца и, после того как радость наполнила его душу, ведь Клеверушка стала ученицей целителя, со скалы предводителя прозвучало его собственное имя. он по привычке постарался вытянуться. ему все еще не хватало пару сантиметров в росте.
на дрожащих лапках он подходит к Лиственнику и касается его носа своим. далее он обращает взор желтоватых глаз на семью.
- Беркут, Лиственница, я не подведу! - он старался прижаться одновременно к обоим родителями, повезло, что они впервые за долгое время уселись рядом.
племя скандирует новые имена и Грачик ощущает как ветер прошелся по лагерю, поднимая осевший снег.

ветер перемен?

начало игры

Этот день он запомнит надолго. Новая смерть спустя не такой уж и большой промежуток времени сразила Горное племя. Это утрата для всех, кто находится здесь и считает себя горным котом. Ливнезвёзд умер. Так или иначе Беркут словно был готов к этому, ведь здоровье предводителя оставляло желать лучшего. Но как у истинного воителя племени у него была вера, что тому смогут помочь силы звёзд. Однако, этого не свершилось.

Видя, как лежало бездыханное тело с уже обмякшей шерстью, душа которого уже улетела на небеса, Беркут невольно задумался о своей невечной жизни. Даже предводители не могут убежать от смерти, несмотря на наличие больше, чем одной возможности для продолжения своего существования, что говорить о нём самом: воителе с одной лишь такой возможностью? Всё-таки его очередь ещё не скоро. Но ты никогда не можешь знать, что тебя ждёт впереди. Буревестник также шёл за зовом своего сердца и Звёздного племени, и не смог спастись сам. Все жизни конечны, и Беркут неисключение. А пока он жив, важно быть здесь и сейчас и продолжать помогать племени.

Эта мысль заставила Беркута расправить плечи, мотнуть хвостом и осмотреть поляну. Кому мог, он посылал взглядом сочувствие и послание, что он рядом и переживает всё то же самое, что все мы здесь собрались вместе, пускай по случаю горя, но вместе. В любом случае, при любом раскладе: и в горе, и в радости.

„ Этой ночью Ливнезвёзд скончался во сне “, – эти слова эхом раздались из памяти.

„ Да, он умер, – зазвучал другой голос, его собственный. – Но он всё ещё среди нас, своими воспоминаниями, он смотрит на нас сверху и оберегает. Он всё ещё с нами, как говорит моя мама про тех, кто покинул нас “.

После этого Беркут глубоко вздохнул и прикрыл глаза, чувствуя как ветер развевает его шерсть, словно принося коту запах детства и материнской заботы.

***

Коту было приятно наблюдать, как его собственные дети встречают новый этап своей жизни. Это было непривычное ощущение. Из-за отсутствия частого контакта с котятами, которые уже стали в один миг оруженосцами, Беркут не чувствовал сильного чувства родства и единства с ними. Лишь их сходство с ним самим и Лиственницей напоминало об этом сильнее, чем племенная связь, и это больно саднило в груди. Не быть рядом со своими детьми в такой важный для них день — не быть с ними морально, не быть рядом с ними как их отец и наставник (не для обучения, но для жизни), как одна из первых мордочек, что показывала бы им всю красоту, а порой и грозность всего леса. Однако, может, ещё не поздно?

– Грачик, твоим наставником станет Лиственник, – провозгласил Поветрие Звёзд.

Взглянув на небольшую фигуру, двигающуюся к своему наставнику в новой роли, Беркут невольно усмехнулся его желанию казаться больше и увереннее. Но от этого он почувствовал на себе немного презрительный взгляд своей некогда горячо любимой кошки. В воздухе словно витало её возмущение: „ А сам-то иногда не стараешься казаться лучше, чем ты есть? “

Воитель выпрямился, перестав фокусироваться на происходящем. Но тут же услышал мяуканье Грачика и его попытку обтереться сразу о двоих родителей, которые сейчас сидели ближе, чем обычно, но тем не менее на расстоянии чуть больше вытянутого хвоста. И несмотря на то, что топор войны между ним и его бывшей возлюбленной был зарыт на время общего племенного горя и общей семейной радости, атмосфера между ними оставляла желать лучшего. Кот слегка отвернулся от кошки, потому что это напряжение сдавливало в рёбрах, но наблюдение за детьми и близость к ним, хотя бы физическая, дарила ему новое чувство – чувство отцовской гордости.

– Главное, не подводи племя, – благосклонно шепнул Беркут сыну, стараясь не приближаться близко к Лиственнице, чтобы та не слышала и была всё ещё дальше от него, чем до этого.
– Лосёнок, с этого дня и до посвящения в воительницы ты будешь известна как Лоселапа, – продолжал новый предводитель.

Эта жизнерадостная, маленькая по своему возрасту, но крупноватая по сравнению со своим братом кошечка стала для Беркута воплощением её мамы. У них были и отличия, но этот окрас, эти глаза и жизненная сила – явно стала подарком в наследство. Надеюсь, такой подарок поможет ей стать отличной ученицей и воительницей в будущем. И, возможно, разобьёт ни одно сердце, точно также как и это было когда-то и у Лиственницы.

– Лучик, с этого дня и до завершения обучения твоим именем будет Лучелапа, – произнёс завершающие для новых оруженосцев слова Поветрие Звёзд.

Бойкая, активная и очень эмоциональная Лучелапа. Беркут внимательно всматривался в неё и невольно поёжился. Эмоции. Они могут как дополнять жизнь, так и разрушать. Наказание это или, быть может, награда, что его дочь так ярко переживает каждую деталь? От радости до грусти, от страха до смеха. Так или иначе, он надеялся, что Лучелапа сможет управляться с ними, дружить с собой и другими, как бы сильно её эмоции не били ключом. Может, она окажется мудрее своих родителей.

Именно её взгляд на себе он заметил, пока он вместе со всеми скандировал имена своих детей. В её глазах было сомнение и надежда, и воитель сильнее почувствовал пропасть между ними. Беркут поднял свой взор в небо. Одному Звёздному племени известно, что уготовано его семье. Пока она была разрознена, находилась в сильном смятении, и лишь их дети находили друг в друге опору; это было очень заметно. И, может, с Лиственницей отношения находятся в шатком состоянии до сих пор, но кот ощутил в том взгляде Лучелапы, в том, как Грачик коснулся его после посвящения, во всех расспросах Лоселапы накануне этого собрания – во всём этом он ощутил их потребность в отце и ещё большую уверенность в своих намерениях. Пока он, Беркут, жив, никогда не поздно быть ближе к своим детям.

Отредактировано Беркут (2024-04-14 20:31:32)

Подойти к каждому, чтобы соприкоснуться с ним лбом, ощутить, как смешивается дыхание, уронить в мыслях последние слова напутствия, не забыть никого, никого лишним — не запятнать. Поветрие Звезд останется молчалив и безмолвен, когда после объявит об окончании собрания и шагнет в сторону, лишь ненадолго задержав взор на Койоте, проскользнувшему сперва к Вдохновение, а затем и к сестрам палевого предводителя. Он на мгновения еще — Дуновение, и он трещит, давит печальную улыбку, поджимает пальцы, но потом его снова окунает в невесомость.

Так много всего нужно сделать.
Так много всего нужно решить.
Мысли сверлят в голове дыры.
Взор остановится на палатке предводителя, откуда предстоит ему вынести подстилку, хранящую запах Ливнезвезда, Горлицы, их не угасшей до самых последних дней любви, и что-то снова под толщей льда — натянется.

Когда он посмотрит на сестер, Койота рядом с ними уже не будет.
Он ушел.

Но приближение Вдохновение предводитель упустит, как и наступление следующего дня. Ее появление — лёгкий ветерок, однако он неощутим, когда все твои чувства заглушены. Услышав голос, повернет голову и взглянет на воительницу. Ее голос — колыбель, нечто, отсылающее к далекому прошлому и забытию, которые, казалось, он знал только лишь из сказок. В ее мягкости он нащупает нечто большее, но это большее не даст ему распасться на части в чужом присутствии. Она называет его по имени— пока что это имя кажется ему ещё непривычным и чуждым, сошедшим вместе с лавиной и памятью ныне к ней прикованным. Но Вдохновение — нечто до всех этих событий, "до", перетекающее в "после". И Поветрие Звезд слушает ее, слушает о потерях, которые горечью и металлом повисают на их языках, о сожалении и о силе, что таится внутри.

Ищет ли он поддержки в эти моменты? Как всегда, ему кажется, что в племени есть те, кому более, чем ему, требуется чужое плечо. И все же, он не отталкивает — возможно, в этом кроется какая-то особая суть.

Иногда оттолкнуть — значит навсегда потерять.

Палевый кот не чувствует себя столь сильным, как говорит о том Вдохновение, но он удерживает каждый порыв к эмоции за снежным одеянием. Сделав шаг, он нарушит расстояние и опалит мордочку молодой воительницы отголоском прерывистого дыхания.
— Спасибо, — глухо отзовется, заглядывая в ее глаза, пронизанные сожалением, скорбью, надеждой и верой. Но Поветрие Звезд не желал бы, чтобы она сочувствовала ему, скорее ему важнее видеть — рядом. Она уже выросла, он знает. И оттого стремится держаться — на равных.
Больше не слабый котенок. Не пронизанный душевной болью ученик.
Взгляд дрогнет, но Поветрие Звезд лишь незаметно прикусит кончик языка.
— Наше племя обязательно справится со всем этим, — ему потребуется время, потребуются луны, но для кого-то смерть Ливнезвезда наступила еще задолго до его поправки, до всех событий и до вьюжной ночи. Смерть Буревестника, разлука с Пустынником — утрата. Но не повод сдаться.
— И мы тоже, — добавляет, не отводя взгляда, но только лишь ощущая желание тихо выдохнуть от чувства непомерной тяжести, скапливающегося в его груди. Он прикрывает глаза.
— Спасибо тебе за поддержку, Вдохновение. Мне важно знать, что в этот период я не один, — отзывается тише, но с честностью, даже если верит — они семья и он никогда не бывает "один", даже если верит, что любой иной порыв может казаться неправильным, но верить не значит знать, а знать значит видеть.

[indent] клеверушка явственно ощущает одно единственное, которое не оставляет ее последние дни, которое наливает лапы чугуном, а сердце — болью. она явственно, слишком явственно, будто зияющую рану, ощущает свое бессилие.

[indent] она еще мала. она ни на что не влияет. она не может никого сберечь, она не может никого обогреть, успокоить, примирить. клеверушка — просто котенок, она — лишь крупица в этой огромной пустыни, у нее нет ничего. она еще вся сама по себе — ничто, и сейчас она смотрит на горлицу, склоненную над любимым, будто плачущая ива, смотрит и не может ничего сделать. никто не может ничего сделать. что делать со смертью, которая приходит в их дом и поселяется в нем, точно змея? что делать с велением рока, с жизненной цикличностью? клеверушка знает: она бессильна. но бессилие свое принимает с готовностью и, склоняясь, не ропщет и не мотает головой.

[indent] рядом появляется остролапа, теплая и смелая. когда она прижимается к ней, клеверушка смотрит с благодарностью, прижимается в ответ. да, именно это и делает их теми, кто они есть, именно взаимная вера друг в друга и сплоченность делает их племя семьей. именно это поможет горлице, ведь к ней уже прижимается огневица и что-то шепчет в ухо. именно это говорит в пустельге, пусть и в такой суровой форме. именно это находится в каждом из них и держит каждого, клеверушка понимает это и улавливает особо чувствительно именно в это мгновение. поэтому, когда огневица просит у нее побыть с матерью, клеверушка понимающе кивает и остается. она не знает, как выросла за эти дни, как повзрослела. она не знает, что большое сердце теперь горячее прежнего, не знает, что в закромах старой копилки теперь схоронено куда больше, не знает, что она стала богаче. ей и не столь нужно это знать, не так уж важно собственное осознание в случае клеверушки, которая, возможно, и совсем не осознанная, зато верящая, сильно любящая, сопереживающая, и именно этого для нее хватало сейчас и будет хватать всю жизнь.

[indent] — ливнезвезд был нашим хранителем, — тихо говорит для себя самой, — и им же останется навсегда. никогда мне не было страшно засыпать, ведь я знала, кто оберегает нас, и не будет страшно впредь.

[indent] клеверушка улыбается грустной улыбкой остролапе и на несколько секунд прижимается к горлице.

[indent] бедная моя, прекрасная горлица. какой же сильной тебе предстоит быть теперь, и не обрушит твои плечи ни девятый вал, никакой смерч, ни даже самая страшная гроза.

[indent] — горлица, я очень сильно люблю тебя, — и больше я не знаю, какие слова могли бы помочь. я ничего не могу сделать  — лишь слушать стенания вихря, что бушует в твоем сердце, и который не уляжется еще долго, очень долго. а, может, и никогда.

[indent] по просьбе огневицы клеверушка помогает горлице, она остается рядом. остаток дня она проводит в беспокойстве, в расстройстве, в неспособности утешить, однако зная: утешение придет. рано или поздно рана порастет кожей и останется только бледный шрам.

после возвращения поветрия

[indent] под вечер поветрие звезд запрыгивает на теперь уже свой камень и созывает собрание племени. клеверушка только сейчас вспоминает, что оно будет относиться и к ней — и чувствует волнение. она так никому и не рассказала о своем предназначении, попросту не успела и забыла, ведь лань наказала не сообщать племени, и мысль о возможности посвящения братьев, лучшую подругу и друзей просто вылетела из головы. теперь клеверушка чувствовала себя заговорщицей, что провернула хитрое дело за чужими спинами, и ей не нравилось это чувство.

[indent] бок с одной стороны греют братья, с другой — остролапа. это единение приободряло клеверушку. слушая поветрие звезд, который говорил об утратах и сожалениях, ученица кивает в такт словам и снова вспоминает: буревестника, ливнезвезда. нос по-прежнему щекочут запахи пряных траурных трав, и кошечка думает о том, что скоро будет уметь различать их все друг от друга, что она будет знать, как они называются, как их применять. это вселяло в нее веру в то, что она сможет быть полезной для своего племени, что сможет помочь. что она больше не будет бессильной.

[indent] поветрие говорит, что пустынник однажды вернется в их племя, и клеверушка улыбается этим словам. она скучала по дружелюбному ученику целителя, как скучала бы по любому своему соплеменнику, которому пришлось покинуть отчий дом. разлука представлялась клеверушке невыносимой, и она не знала, смогла ли бы сама вынести подобное испытание.

[indent] наконец, приходит время новостей. поветрие обращается к ней, и клеверушка выходит вперед, явственно ощущая спиной недоуменные взгляды своих друзей.

[indent] лань говорит о знаке, говорит о найденном клевере. по традиции она называет качества, которые нравятся ей в клеверушке как в будущем врачевателе, и клеверушка не может не улыбаться этим словам, а предводитель спрашивает, готова ли она стать учеником целителя. это большая ответственность, это не пустой звук. это гораздо больше, чем оруженосец, ведь здоровье всего племени будет стоять на кону — придется как можно быстрее вырасти. детство останется в палатке оруженосцев, взрослая же жизнь начинается сейчас.

[indent] — я готова! — говорит с горящими глазами, и лань одобрительно кивает. гордится ли она ею? клеверушке очень хотелось бы верить, что да. скоро они отправятся к лунному истоку, и там ей предстоит пройти второй этап посвящения.

[indent] клеверушка занимает место рядом с братьями и провожает отсевшую остролапу очень взволнованным взглядом. она выкрикивает имена новых оруженосцев и воителей с радостью, но радостью нервной, потому как молчаливый жест подруги не давал ей покоя.

→ в наше золотое трио
→ затем в двоякость