Снег... Дуновение молчал, наблюдая за тем, как первые хлопья окутали землю и превратили империю золота в белую пустыню. Дуновение молчал, в задумчивости потягивая морозный обжигающий аромат сезона Голых Деревьев. Молчал, когда вытащил перо трясогузки из под своей подстилки. И думал о том, что лед лишь набирает силу под завываниями пронзительного ветра.
О том, чтобы он разбивался, речи словно бы и не шло. Хотя где-то в груди ноюще теплилась надежда.
Она плясала по блестящим сугробам лучами солнца, скрипела под подушечками лап, мазала по шерсти алыми красками рассвета.
Во снах обращалась в небольшую пташку. И неизбежно вырывалась из лап, взметая в небо, по пробуждении оставляя на языке лишь навязчивую горечь самообмана.
Иногда он просто хочет быть опьянен и отдаться мгновению. Иногда он просто ощущает, что любая ошибка несёт слишком тяжелые последствия, а оттого давится воздухом, который не может, не позволяет себе вдохнуть.
Утро встречает их морозом и послевкусием ночных размышлений, навевающими привычную молчаливость и какую-то отстранённость в движениях. От них не удается избавиться, даже покинув лагерь, даже пройдя через каменные туннели. Они толкают обмениваться лишь небольшими фразами, а потом молчать, молчать, утопая в океане недосказанности и рассеивающегося тепла присутствия друг друга.
Я рад, что ты согласился.
Наследник прикрывает глаза и слабо качает головой, чтобы сохранить на морде оттенок привычной маски. Скинуть ее, расслабиться, вопреки течению истории, кажется до сих пор слишком неправильным и пугающим.
Я рад, что ты здесь.
Даже если они не произносят ни слова, даже если их язык — азбука Морзе встречными взглядами, шрифт Брайля мимолетных касаниях, стеганография отвественного выполнения обязанностей.
В этом есть своеобразное доверие.
Хотя Дуновению кажется порой, что он просто сошел с ума, а бесконечные образы — лишь плод его больного воображения. Он смеется над собой, когда утопает в мелодии падающих снежинок.
Жмурится. И, открыв глаза, скользит взором по тонким стволам деревьев светлого леса.
На этот раз он встречает их мертвецкой тишиной. И наследник чуть щурится, собирая осколки мыслей воедино, пока на выдохе из его пасти рвется облачко пара.
Он манит хвостом двигаться дальше, и сам пробирается вглубь заснеженного пространства, вслушиваясь в каждый его шепот и стараясь прочесть даже самый слабый аромат.
Холода только наступили. Им еще должно повезти. Дуновение готов стиснуть клыки, чтобы выбить у судьбы "им не может не повезти". И, вероятно, ему удается, покуда, навострив уши, он улавливает слабый отзвук хлопка крыльев.
Почти порывается мазнуть хвостом по пасти Ильки, чтобы он замолчал, но оруженосец останавливается раньше.
Тогда они двигаются дальше, ступая как можно мягче.
Тактика Дуновения — подойти как можно тише, оценить ситуацию и дальше решить, как им действовать. Илька просчитывает наперед, когда порывается зайти к ней сзади, и Наследник даже не успевает осмыслить ситуацию, чтобы его остановить.
Да и требовалось ли то?
Воину разве что нужно было время, чтобы, доверившись, сменить одну схему в голове на другую, чтобы, двинувшись дальше, вчитаться в пространство и постараться подобрать лучшую позицию, понять, откуда помчится Илька, взметнет скворец, что будет дальше; дальше — Дуновение сделает бросок и собьет птицу, прижав к земле, укусом сломает позвонки, прервав последнюю песню, тяжело дыша вскинет голову, не успевая даже слизнуть с губ капли впитавшейся а шерсть крови.
Еще несколько мгновений назад оруженосец упал, растянувшись на ледяной ловушке. Но сейчас он не был похож на страдающего. Впрочем, не был похож и на того, кто был бы рад удачной охоте.
Дуновение присыпает скворца снегом, а потом аккуратно приближается.
— Ты в порядке? — спрашивает ровно, не выдавая затаившегося беспокойства, не желая, чтобы то сочтено было за унижение — почему-то кажется, что серебристый ученик не тот, кто был бы рад чрезмерному сочувствию.
Был бы он рад похвале? Дуновение задерживает на своем друге взгляд.
Другой бы здесь отшутился, но в голове наследника ни единой шутки.
"Славная охота".
Но мгновение воин теряется. А потом чуть заметно с теплом улыбается, прикрыв глаза. Пока он мешкает, перебирая, серебристый говорит.
— Мы неплохо постарались, — соглашается Дуновение и слабо клонит голову вбок.
По крайней мере, они внесли свой вклад в спасение племени от голода.
Наследник подбирается ближе и аккуратно садится напротив оруженосца, прикрывает глаза, мажет взглядом по его морде. На раздавшиеся слова вскидывает вопросительно бровь. Но не перебивает, опускает лапы в омут задумчивости, пока выслушивает раздавшиеся предложения, едва заметно хмурится — что-то коробит его, и на этот раз он не пытается это сокрыть.
Что-то...
— Ты знаешь, это может быть опасно, — задумчиво произносит Наследник и слабо вздыхает. Он осторожно придвигается ближе, но не нарушает чужого личного пространства, — Потерявшие звездами указанные тропы, они могут быть слишком непредсказуемы, чтобы просто оставаться с ними наедине. Не стоит спешить.
Потом молчит, чуть поджимает губы, ищет взгляд глаз напротив.
Их племя давно мимолетно наблюдало за жителями леса, но сейчас, когда они были так близки, когда разговоры уже не были лишь сказкой, Дуновение должен был признать — что-то сеяло в нем глухое волнение, будто так легко было ошибиться, что-то сломать, испортить.
И в то же время — так легко было что-то навсегда потерять.
Он не дает четкого отказа, но все внимательнее всматривается, пытаясь разглядеть оттенок чужой мысли раньше, чем она окажется произнесена.