Камень на взрослых котов даже не смотрит. Все эти их драмы, такие далёкие еще для молодого оруженосца, скорее нагоняли тоску, нежели казались чем-то интересным. Интересным было разглядывать пятна на шкурке подруги и ее невероятные навыки внезапной атаки. Далеко пойдет, если ее энергию да в нужное русло. Жабка - река, буйная, стремительно несущаяся, сбивая преграды. На ее фоне Камень - озеро, спокойное, непоколебим в своей тихой глади. Пока не подует сильный ветер.

— Мне вообще кажется, — дымчатая шерсть наклонившегося к уху подруги оруженосца будто помогает скрыть ее и его тихий шёпот, — что они, взрослые, ну, не очень вообще хороши в тренировках. Наши братья и то лучше приемы знают.

Ему с сестрой хочется больше времени провести, как когда-то, когда они были еще котятами, не обремененными никакими делами. Тогда они могли с самого утра и до сна ребячится, дурашливо дерясь. Камень обычно флегматично за всем этим наблюдал, не влезая, пока игра не выходила за рамки, грозясь оставить кого-то с садинами, уж тогда большой братец растаскивал друзей по разные углы, благо, размеры позволяли. А сейчас он слышит слова про охоту и в душе смятение. Вроде и радость, вот она, возможность принести племени пользу, но с другой стороны, с Жабкой побыть не получится, ее наставник ожидаемо взял в свой отряд.

— Уверен, ты будешь грозой всех мышек, особенно жирных, — смеётся громко, не сдерживаясь, так по-доброму и по-особенному, как смеётся только с самыми близкими,  — ох нет, а вдруг это заразно.

И вряд ли последние слова пятнистая бойкая кошечка слышит, но Камень делает вид, что поверил. Хотя, наверное, стоит присмотреться к лапам Полумесяца, вдруг и правда лысеют... Задуматься об этом не дает наставница, напрявляющаяся в сторону выхода из лагеря. Камень вздыхает, поднимаясь с земли и широким шагом нагоняя старших. Удобно быть большим, его шаг почти равен шагу воителей, даже не нужно срываться на бег.
➥ клюквенная поляна

начало игры

Скучающим взглядом провожает удаляющийся отряд соплеменников и с легкостью выдыхает, когда пестрый хвост наставницы скрывается за густыми зарослями. Постепенно свыкается с "взрослой" жизнью и блаженно продолжает наслаждаться свежим запахом мокрой земли. Гагарушка прожигает взглядом пепельную шерсть брата, только что вернувшегося после охоты с предводителем. Навязчивая зависть цепляется за горло неожиданно, но столь же быстро отпускает ученицу. На его месте должна быть я. И мысленно не уточняет, на чьем именно. Такие пороки тянут девчонку в самый низ, и она не должна поддаваться их влиянию, но не всегда получается успешно.

Мельком замечает белоснежную подружку и сразу же поворачивается в нужную сторону, чтобы оценивающим взглядом проследить за ее действиями. Окончательно убедившись, что Ландышница так же как и она осталась обделенной вниманием, без тени сомнения срывается с места. Строит свой маршрут через кучу с добычей и ловко цепляет небольшую мышку, тушка которой уже успела остыть. По пути замечает беседу рыже-белого предводителя с целителем, но не акцентирует на этом внимание, потому что пока ее не дергают - нет смысла встревать в разговор старших соплеменников. Не ее ушей дело, что там происходит.

Мягко приземляется в тени деревьев рядом с белоснежной кошкой, — Видала, опять Кукушка меня не позвал, — кидает в сторону брата колкий взгляд и после принимается за пищу. Впивается в холодное тельце своими клыками и с разочарованием откусывает твердый кусочек. — И Щука ушла, цап ее дери. У нее одна вода в голове, и чем думал Лукавство Звезд, когда назначил ее моей наставницей? Мышка наполняет энергией молодое тело Гагарушки, но вот потратить силы пока не на что. С интересом переключает свое внимание на заскучавшую подругу, — Тебя тоже все оставили? Может вечером ускользнем и поохотимся вместе, а то мой обед та-акой отстойный, — предлагает развеяться Ландышнице Гагарушка, к тому же вряд ли их отсутствие быстро заметят, ведь кому до них дело?

[indent] Он уже отчаялся  — так и не придумал, кого отвлечь от дел. Племя казалось таким занятым, даже ученики о чём-то важном переговариваются. Наступить на горло своей неуверенности — "ты же целитель, ты можешь даже потребовать!"— не удалось. То ли не ощущал себя настоящим целителем, то ли требовать не умел.
[indent] Грёзолист опять сравнил себя с Орешником. И снова результат сравнения был не в пользу юнца.
[indent] "Он бы как вышел, как нахмурил брови, бросил взгляд — даже старшие воители побежали бы сдирать мох с промёрзших корней".
[indent]  Да, Орешник умел смотреть так, что без слов понятно было. Не кричал, не ругался, не приказывал, прежний целитель внушал уважение. Иногда мог двумя словами в момент оборвать поток возражений какого-нибудь зарвавшегося задиры, не желающего глотать мерзкие на вкус (и на вид, чего скрывать) кашицы из трав.
— Просмотрел запасы? — громом раздалось над ухом задумавшегося (в очередной раз) целителя. Силы воли хватило на то, что бы не то что вскрика не издать, а даже не вздрогнуть.
— Д-да, Лукавство Звёзд... — откашлялся, более уверенно продолжил — Запасов больше критической отметки, но меньше, чем хотелось бы. Перед холодами нужно пополнить кладовую, я хочу, чтобы мы... я был готов, — он немного запнулся, но быстро поправил себя. Не привык к одиночеству?
  [indent] Предводитель окликнул Гагарушку, чему целитель только порадовался — уж слову вожака перечить не будет никто.
[indent] "А вдруг", — поспешно радуясь, подумал юнец — "Лукавство Звёзд ещё кого к нам позовёт? Это ж сколько можно найти.... а потом унести!"
[indent] У Грёзолиста было уже два слушателя, помощника или напарника — называть как угодно позволительно, ясно было ему, что необходимо дать остальным чёткие инструкции. Не все знают, как выглядит трава, как её срывать, на что обращать внимание, какие травки уже не годятся в лекарство, каким наоборот — требуется время для созревания. Это было Грёзолисту близко, теорию он знал обширно, пусть и не до конца — но возможно ли постигнуть вершин в мастерстве лекарском? На практике доводилось опробовать не всё. Надеялся Грёзолист, что практики будет мало... а с другой стороны, когда учиться в таком случае?
[indent] — Ну, что есть у кого идеи?
  [indent] Адресуя слова предводителя самому себе, Грёзолист обвил лапы хвостом (это придавало ему уверенности с детства) и переводя взгляд с одних глаз на другие, сообщил:
[indent] — Так, нам нужна ромашка. В хорошем состоянии найти её будет сложно, потому что поздно уже для её цветения, но бывают и такие чудеса. Думаю, вы знаете, как она выглядит, но напомню на всякий случай — белые цветочки со множеством лепестков и жёлтыми круглыми сердцевинками. — одно из самых лёгких растений, которое было известно даже воителям. Кошки любили гадать на них, отрывая лепестки и заставляя Грёзолиста мучаться — не от боли сердечной, а от издевательства над полезной травкой. —  Крапива. Её тоже все знают — трава, вырастающая выше кошачьего роста, с зубчатыми листьями. Сейчас она должна быть много где, она долго живёт.  Встречается много где, любит сырость. Только очень аккуратно срывайте её, я вас прошу! — словно наставник к неразумным взмолился Грёзолист, немного смутившись, посмотрел на Лукавство Звёзд. — Можжевеловые ягоды. Кусты можжевельника с колючками, почти как ёлки, а ягодки фиолетовые. Так же аккуратно нужно срывать, чтобы не уколоться. Кусты сможем найти наа холмах или у реки.
   [indent] Грёзолист окончательно влился в течение своих мыслей, убрал беспокойство и рассказывал не только остальным, но и себе — вспоминая, представляя, анализируя. Исчезла нервная дрожь кончика хвоста, ушло из глаз затравленное выражение. Он даже улыбался, представляя каждое следующее растение.
[indent] — Кровохлёбку сможем найти, я уверен!  Это такие длинные стебельки с красными почками. Её надо искать, где посуше... Лопухи тоже не пропускайте! Их корни могут понадобиться, — "Понадобиться может вообще всё".
[indent] — Ах да, если увидели незнакомое растение, то зовите меня, я посмотрю. Вдруг это что-то опасное или наоборот очень полезное. И не забывайте про мох, а то старейшинам носят, а про меня немного забыли. И паутину, желательно без пауков, — целитель позволил себе ироничную улыбку.

— Да. Лучше. Но как я могу оставить своего любимого брата наедине с большим и страшным предводителем, — сухо отвечает Гагарушка, переводя остывший от искр взгляд на подругу. Ей было не сложно поддерживать общение с Ландышницей, потому что их связывало много жизненных убеждений, но порой с белоснежной возникали трудности,  — Лукавство Звезд думает, но совсем не о том, — задумчиво протягивает девчонка: вместо того, чтобы осадить пыл ее братьев, предводитель взял в ученики одного из них — теперь у Рыбника и Кукушки появилось новое поле для разногласий.

Внимательно наблюдает за своей расслабленной подругой, но не решает присоединиться к ней — такое поведение следовало оставить в детской, когда еще была возможность не думать о серьезных вещах. Гагарушка тактично отмалчивается, потому что Ландышница прекрасно знает позиции пепельной: все равно делает специально. Да и нет особого смысла спорить с белоснежной мадонной, потому что та всегда сама у себя на уме. И именно это бесит Гагарушку.

— Никто и не выслуживается перед нашим предводителем, все мы лишь выживаем в этом жестоком мире, — Гагарушка была верной своему племени, поэтому редко допускала мысль о том, что Лукавство Звезд ей не по душе, к тому же под твердой лапой бело-рыжего кота племя не горевало. Даже туманные коты поубавили свой интерес к чужим территориям, чего нельзя было сказать о Ландышнице, — Я непременно подумаю над твоим предложением, а ответ дам после того, как вернусь. Мне надо продолжать играть в верную для своего племени ученицу, — взмах хвоста в знак прощания, и Гагарушка выбегает из тени деревьев в сторону предводителя.

— Лукавство Звезд, доброго дня! — приветствует лидера и еле заметно поднимает уголки губ в ответ на его приятную улыбку. Кивком дает понять, что внимательно слушает дальнейшие указания и переключает свое внимание на молодого целителя. Взгляд становится чуть мягче, потому что Гагарушка переживает за Грёзолиста: он слишком рано выпал из гнезда и перешел к самостоятельности, поэтому не всегда вел себя уверенно. — Ну ничего, придет и твой час, Грёзолист, ты скоро выйдешь из тени на свет.

Так же мягко наблюдает за языком тела рыжего целителя: вот он беспокойно уселся и обмотал хвостом свои лапы; теперь продолжает говорить о том, какими травами было бы неплохо пополнить запасы кладовой. В воспоминаниях ученица пытается припомнить, видела ли она где-то белые цветочки с желтой сердцевиной и уверенно выдает: — Боюсь, что пора одуванчиков уже прошла, я их уже давно не замечала, а вот можжевельник и лопух мы точно отыщем около реки, — целитель продолжал перечислять необходимые травы, и, несмотря на нежность в сторону Грезолиста, у Гагарушки сдают нервы.

— Я так понимаю нам нужно искать абсолютно всё? Есть ли что-то более важное и необходимое, например, какая-нибудь травушка первой необходимой помощи? — это ж сколько нужно будет организовать отрядов, чтобы наполнить кладовую до отвала? Да и Грезолист не сможет контролировать всех, потому что у каждого соплеменника возникнет вопрос, то ли он вообще собирает, — Я готова помочь, но у меня уже перепутались все названия и описания в голове. Мне бы не хотелось сорвать что-то ядовитое.

К сожалению, ученица всегда говорила резко и по факту, но не потому, что хотела обидеть целителя, а из хороших побуждений. Ей было важно получить твердое указание: где искать, что искать и в каком количестве. После своего резкого обращения в сторону Грёзолиста, Гагарушка переводит взгляд на Кедровку и оценивающе осматривает соплеменницу: с задних лап до головы. В детской они частенько играли между собой, но пепельная всегда отдавала предпочтение Ландышнице. Гагарушке больше по душе уверенность, четкость и спокойствие, что не всегда было присуще пятнистой соплеменнице. Но она одобрительно кивнула, когда Кедровка более мягко среагировала на слова пепельной и уточнила, где лучше начать поиск.

[indent] Ландышница Гагарушку слушает с завидным вниманием, запоминая каждое сказанное слово, каждую играющую в чужом голосе нотку интонации, и дёргает ухом, лениво поворачивая голову в противоположную от собеседницы сторону. Будь у неё подходящее настроение, она бы с радостью поспорила, но вместо этого белоснежная юница проглатывает собственный язык, сворачивая его в узел; на этот раз смолчать удаётся легче обычного.

[indent] А вот скрыть усмешку стоит огромных усилий.

[indent] «надо продолжать играть в верную для своего племени ученицу.»

[indent] Змея внутри обвивает внутренние органы, давит-душит, чешуёй острой царапает и клыки ядовитые обнажает. Шепчет в самое ухо и почти умоляет выпустить её, но Ландышница внутренне отсмеивается, лапой придавливая ехидну к земле.

[indent] — Уверена, что только играешь? — проносится в голове мимолётно, но оглушающе громко, когда бледно-зелёные глаза провожают удаляющуюся ученицу взглядом, и только теперь Ландышница позволяет себе улыбнуться. Коротко, едва заметно, зная, что никто не увидит эту секундную тень, чтобы после вновь натянуть на себя маску расслабленности.

[indent] Гагарушка Ландышнице нравилась. Было у них нечто общее и схожее внутри, что не вызывало столь сильного негатива, какой появляется по отношению к другим. Только вот если Ландышница действительно плевать хотела на то, что скажут ей другие и как якобы правильно себя вести, то Гагарушка в этом смысле была искренней, пусть даже и пыталась делать вид, что это не так. Ландышница же делала вид, что ей верит. Пока. И однажды ей это надоест.

[indent] Когда с уст Лукавства Звёзд срывается её имя, Ландышница открыто закатывает глаза, на выдохе произнося: — предки... — поднимается нехотя, сощурено-безразличным взглядом одаряя сначала Грёзолиста, а после Кедровку; команда мечты, просто прекрасно. — что, пятерых не хватит, чтобы дотащить травы?

[indent] Бросает уже в спину предводителю; открыто, будто с вызовом и насмешкой, в очередной раз для себя убеждаясь в неумении Лукавства Звёзд должным образом распределять рабочую силу. Кажется, все забыли, что кроме растений и дичи есть ещё палатки, которые нужно укрепить перед началом снегопадов, территории, которые нужно обойти и проверить на наличие / отсутствие опасностей, и, само-собой, оруженосцы, которым вместе бестолкового вынюхивания ягодок-цветочков следовало бы тренироваться, ибо однажды именно они сменят на своём посту нынешних воителей.

[indent] — Почему бы каждому не выполнять свою работу?

[indent] Тяжёлый вдох звучит намеренно громко, и Ландышница бьёт себя по боку тонким хвостом-плетью. Поднимается нерасторопно, плавно тянется, спину в дуге округляя, и также медленно направляется в сторону выхода из лагеря. — пойдём сразу на опушку. Если ничего не найдём — зайдём на нейтральные территории, а если найдём, то мы с Кедровкой заодно и поохотимся.

→ опушка

юноша ступает твёрдым шагом аккурат за высеченным из холодного мрамора с переливами тёмной меди, внимательной позолотой очерчивая раскидистые просторы да мельком, как будто бы невзначай, проскальзывая точно по чужим контурам, сбитым в перекатах натуженных мышц. в зарослях изумрудных папоротников и лиственных полотнах, пестрящих красным, лукавство звёзд казался расслабленным, почти что умиротворенным, сквозя теплотой довольства в изящных, уже выученных кукушкой движениях. лесной царь определенно находился в добром расположении духа, и чужие настроения станут ученику заразительными до негромкого смешка под тёмный нос, полным странного осознания — он становится до них жадным.

— я последую лишь за своим наставником, как велит мне того обычай, — мягко льется приглушенный глас сквозь улыбку, — но, раз уж ты спрашиваешь, я бы предпочел расширить свои познания и в области целительства.

чуть клонит голову, мерцая в полусумраке остывшего леса россыпью мандариновых искр.
они оба знают, что предводителю не пристало урывать охотничьи победы у соплеменников.

_____________________________________________________

лагерь встречает их кратким гамом, довольно скоро сменившимся на столь редкую для этого места тишь — большая часть воинов, решивших испытать волю предков, отбыла на большую охоту, утянув за собой и пестрящую в воздухе восторженность, полную веселых и громких нот. кот неторопливо следует за лесным царем. опустевшее пространство почти не давит, но едва ли прельщает; на чистых полотнах грязь всегда видна чуть отчетливее. окидывая незаинтересованным взором раскинувшуюся поляну, полную неприкаянных, и, мимолетом касаясь светлых тонов, он размышляет о том, что было бы лучше, окажись здесь на пару сердец поменьше.

кукушка едва сдерживает ухмылку, когда лукавство звёзд подзывает гагарушку, вырывая ту из колец-объятий местной подколодной змеи. всё правильно. так всем будет лучше. особенная привязанность сестры к белокурой ученице казалась ему и если не высшим проявлением наличия рыбьих кишок заместо рассудка, то откровенной наивностью, граничащей с глупостью. а ему звездоцап как не нравилось, когда ближайшее окружение превращалось в неразумных котят. он ненавидит нянчиться.

оруженосец вслушивается в робкие на началах, но крепчающие к сердцевине наставления грёзолиста, внимательным прищуром цепляясь за бледный янтарь чужих глаз. неопытность слушателя играет не лучшую шутку. юноша выдает краткий смешок, когда трехцветная девчонка решается выпалить свой вопрос.

— да, кедровка, умеют, — ехидно растягивает уголки губ, наклоняя голову чуть ближе к ученице, — цветы очень хрупкие, так что вынуждены сбегать к более сильным собратьям. слышала, как грёзолист говорил про крапиву? вот близ острых листов и надо искать.

какая же глупость.

ударяет хвостом о землю, дабы после накрепко обвить им же лапы. чужая речь затягивается и проступают первые ростки прикрытого утомления, щедро замаскированных под недовольство. юноша дергает ухом на слова гагарушки, но молчит. вскоре всё завершается твёрдым словом алоцветного исполина. приподнимаясь с насиженного места, кот неторопливо потягивается, солнечной украдкой касаясь сестринских глаз.

— кто бы говорил, моя одуванчиковая, — молвит насмешливо, но беззлобно и мягко, ощущая, как чужой лоб касается дымчатого бока в легком толчке, — не переживай, я за нас двоих соберу.

и с улыбкой проскальзывает следом за кровью, минуя стены родного лагеря.

→ река

<< солнечная поляна;

затекала шея, пасть сводило. пойманные туши дичи обмякли: птичьи головы качались маятником, подхваченные резким темпом ходьбы в начале и мерным — ближе к концу, когда поблизости уже прорисовывался контур защищенного лагеря. отсюда он казался сгоревшему обожженной прогалиной, незатянувшейся раной, ноющей и свербящей; приказывал себе не думать, однако ограда выглядела как раскрытая пасть зверя.

глашатай старался не поддаваться зуду внутри черепной коробки — знал, что метания эти выглядят подобно застрявшей голове в отверстии, над которым висит гильотина.

потому, вдохнув побольше воздуха, вновь вспомнил, каково это — идти с выправкой солдата: чеканный шаг, твердая поступь, неуклонность от заданного маршрута, подробный рапорт о прошедшей охоте. и доклад о том, что в этот раз поймали его.

сгоревший сильнее сжал челюсть — звук дробящих костей ударил в уши, — и сморщил нос: пожалуйста, пусть грезолист что-то видел.

(это «пожалуйста» так давно не посещало его).

лиственный цеплялся за слепую надежду как последнее, что у него оставалось; он не мог доверить увиденное, пожалуй, никому, кроме верхушки — такая новость облетит лагерь пушечным выстрелом, а желать благоразумия не разводить панику раньше времени от каждого соплеменника черношкурый не мог, это было вне его власти.

да и каков шанс, что ему поверят?
он и сам себе уже не доверял.
может, и впрямь тронулся рассудком? вслед за пятнистым: неплохая бы вышла компания.

эта мысль заставила его горько усмехнуться, войдя в лагерь, где поляна заметно опустела. сгоревший скинул дичь в общую кучу и направился к палатке целителя — сердце опустилось чуть ниже. грезолиста не было.

«цап тебя дери, есть тут кто-нибудь, когда они так нужны?»

взгляд зацепился за платину шерсти нарцисса. глашатай кивает щуке, мол, приступаем, а сам подходит к соплеменнику ближе.

— я поручил щуке собрать свободные лапы на укрепление лагеря, последи незаметно, чтобы она все сделала как надо и никто не вздумал отлынивать, в особенности оруженосцы. пусть немного себя проявит, лишним не будет, — присаживается рядом, туго обвив лапы хвостом. — и лукавство звезд ты, случаем, не видел? он у себя?

Отредактировано Сгоревший (2022-12-16 01:50:03)

Кедровка пережила непродолжительное волнение и стояла, как ни в чем не бывало. Она никогда раньше тесного знакомства с травами не имела и смотрела на них весьма поверхностно. Стебелек, шершавые лепестки, и вот темно-серый бутон раскрылся, выросли уши, усы, вытянулся на конце последнего стебля круглый бугорок. Вот и мордашка получилась. Она принадлежала Гагарушке.

Свежий побег был сорван тотчас внимательным предводителем. Юная ученица всегда гадала, каково выбирать? Как понять, что верно и нет? И если ошибешься, то не стыдно ли просить об изменении решения?

Даже в окрасе присутствовала айна: на белом снегу проступили рыжие пятна. Не то солнце обронило случайные слезы на него, не замечая, что единственное во всем мире существо составило ему компанию, то ли  раздавленные гроздья еще не поспевшей рябины в разгар лютой стужи. Пусть они стали полосами или пятнами, но все равно напоминали шрамы, застывшие на шкуре в причудливых узорах.

Лукавство Звезд поторопил всех в путь дорогу. Следом за ним выразил согласие целитель.
Неожиданно совсем рядом прозвучал голос Кукушки.  Кедровка вздрогнула коротко и огляделась. Никто не заметил помятости ее морды? Вроде, нет. Она коротко выдохнула и бодро ответила:

-- Кто их знает. Найдем и те, и другие.
Кедровка не боялась показаться самоуверенной. С многими личностями не стоит быть чересчур эмоциональной или мягкой, и почему-то работало с большинством. Она понимала, что в реплике проскользнул и совет, и поддержка, но больше задела двусмысленная метафора.
-- Хороших поисков, Кукушка, Гагарушка, Лукавство Звезд - пожелала она успехов своим соплеменникам и все также покорно и молча присоединилась к своей команде.

Временами казалось, что вписаться в коллектив не так просто, но именно групповые задания или миссии помогали многое понять. В команде осталась белая, с глазами, подобными бледно-зеленой, несуществующей, зимней крапиве, скрытная Ландышница, скованный целитель. Юная ученица заметила его отстраненность, что промелькнула во взгляде, и посмотрела себе под лапы. Похоже, что миссия целиком и полностью ляжет на плечи оруженосцев. Она посмотрела мельком на свою напарницу.
-- Ландышница, -- задумчиво обратилась Кедровка к кошке, помолчала немного и спросила. -- Ты имела дело с такими заданиями?

Пока они отдалялись от поляны, куда сбегались еще коты и кошки, Кедровка старалась остановить мысли. Травы надо ловить в полной тишине...
--  >> опушка

➦ палатка старейшин

Хромота одолевает, заставляя значительно снизить привычную бойкую и резвую скорость. Но старик на это будто внимания уже не обращает, так привычно ковыляя на трех здоровых лапах, еле касаясь четвертой, поврежденной, земли. На главной поляне и дышится будто легче. Вереску всегда нравился сезон листопадов, когда рыжие, как его пятна, листья покрывали землю, сухими шелестя под лапами. И даже дожди нравились, пусть и не скрытое густым мехом тело зябко дрожало, прижимаясь к бокам пушистых собратьев в попытках согреться. Все же ему не хватает этого куда сильнее, чем он старается себя убедить.

— Мне тоже, малышка, мне тоже, — старейшина мурлыкает, ощущая любовь и тепло, буквальное, своей правнучки. С Поднебесной ему всегда было комфортно. Она добрая, такая нежная. И все это ломает жестокая мать. Бело-рыжий не хочет думать сейчас о плохом, потому вспоминает их первую прогулку по территории, когда еще малышка Небесная была отправлена с ним на поиски трав Орешником. Столько лун уже миновало. Столько... жизней, — конечно еще сходим. Твой старик, смотри, хоть куда!

Будто в подтверждение свих слов, Вереск достаточно ловко подпрыгивает, встает в охотничью стойку, научившись за много лун делать это так. не тревожа больную лапу. Его лишь немного ведет в сторону, но умудренный лунами кот быстро находит точку опоры. Может он и живет теперь в палатке старейшин, но он все равно в душе воитель, который в любой момент может послужить своему племени, как делал это раньше.

Взгляд бросив на поляну, старина хмыкает. Да, будучи воителем он редко мог лицезреть эту картину – почти полное отсутствие котов. Обычно он был среди отсутствующих, в патрулях, на охоте, просто бродя по территории и что-то полезное находя, то след чей, то травы. И все казалось таким мирным и спокойным. Будто время замерло, ход лун перестал течь и все замерло в тягучей стабильности. Но Вереск знает, все это – обман разума. Спокойствие будет только на том свете, да и будет ли. Вспоминает того, кто привиделся его правнучке. Нет, что-то происходит. Понять бы только: хорошее или плохое.

— Приятного аппетита, — улыбка старика широкая, когда он смотрит, как его любимая родная кровинушка кушает. Смешок не скрывает, — ууууу, ну кабана еще поймать надо и чтоб он тебя сам не съел, а то вон какая аппетитная, — очередной смех в перьях ржанки прячет, аккуратно их выщипывая, чтобы пробраться к вкусному птичьему мясу, — мммм, вкуснотища какая!

Облизывая белую морду от кровавых разводов своей трапезы, Вереск безмятежно оглядывал поляну. В груди ностальгией теплились воспоминания далеких лун. Шум и суета, энергия, что была родниковым ключом. И несмотря на то, что устает он теперь куда быстрее, ему без этого слишком скучно, тягостно так, что хоть волком одиноким вой под безразлично холодной луной. Взгляд цепляется за появившийся на поляне черный бок. О, этого кота он узнает хоть из тысячи таких же угольно-черных котов. Старейшина уже хочет отпустить полный ехидства, но совершенно беззлобный комментарий, но воительница успевает его опередить.

— Да, и, как я могу отсюда увидеть своим зорким глазом, — Вереск губы в еще более широкой улыбке тянет, щуря незрячий глаз, будто от этого прибавляя резкости в единственный здоровый, — они с достаточно богатой добычей. Голодать не будем.

Снова хочется сказать что-то про Сгоревшего, но язык старик себе прикусывает, вместо этого спрашивая иное, еле слышное даже одной лишь Поднебесной:

— Как думаешь, кто-то из них тоже видел?

начало.

Осторожно обходит-переступает лужи, не желая испачкать белоснежную шубку. За крыло тащит небольшого зяблика, чувствуя во рту обилие мелких перьев, недовольно кривится. Но во время холодов выбирать особо не приходится - радуешься любой дичи, даже с которой придется немного повозиться. Шея стремительно затекает, но голову опустить не смеет - не хочется от туши потом еще и грязь отскребать.

Главная поляна встречает его полу-пустыми палатками, разошедшихся по делам соплеменников. Дотащив птичку до кучи с дичью, Нарцисс остался рядом с ней, по стронам крутя головой - дочери нигде было не видно. Недовольно хмурится - где её белки носят. Заглянул в палатку оруженосцев - и там не видно было белоснежной шерсти. Высунувшись обратно взглядом встречается с черношкурым глашатаем. Делает несколько шагов навстречу старому другу и садится рядом с ним и кучью дичи (что заметно увеличилась с возвращением отряда Сгоревшего).

— я поручил щуке собрать свободные лапы на укрепление лагеря, последи незаметно, чтобы она все сделала как надо и никто не вздумал отлынивать, в особенности оруженосцы. пусть немного себя проявит, лишним не будет. и лукавство звезд ты, случаем, не видел? он у себя? - Лениво проводит языком по белоснежной грудке.

- Будет сделано в лучшем виде, - Усмехается, искоса поглядывая за щукой. - За молодняком всегда нужен глаз да глаз. А иногда и хороший пинок. Нет, нашего великого, - произносит с заметным сарказмом, - преводителя я не видел, хвала мышиным хвостам. Уж не забрал ли он мою Ландышницу с собой? - Озабоченно хмурится, проводит головой, замечает движение у палатки старейшин - на поляну выбиралась Поднебесная, а следом за ней и Вереск. - Смотри кто идет, - Тихо в самое ухо Сгоревшего шепчет. Лизнет переднюю лапу и проведет ею по морде, принимая самый любезный из самых любезных видов. Громко окликает: - Не соизволит ли милая дама и мудрый господин присоединиться к нашей трапезе?

В компании Вереска находиться — одно удовольствие. У старика были невероятные истории за плечами, в некоторых из них сам старейшина был свидетелем, его теплая речь струилась игривыми ручейками, хоть и тело его с каждым днем становилось все более дряблым. Поднебесная, в моменты когда Вереск оступался, стремилась скорее подставить свое плечо дедушке, лишь бы тот не вписался своей мордой в землю и не пострадал еще сильнее. И лишь замечая, что старик удерживался на лапах, воительница выдавливала скромный смешок: вот глупая, он еще нас всех переживет.

Смущение не отступало, но Поднебесная всячески пыталась его скрыть: уводила зеленые глаза в сторону, отмахивалась хвостом и переводила темы. Воительнице не нравилось, когда ее подталкивали к какому-то решению без ее готовности на это, и она с благодарностью смущенно вжалась головой в свое правое плечо, словно маленькая застенчивая девчонка запорхала своими ресницами, — да, кажется, наше племя начало немного приходить в себя после битвы, наши воины с каждым днем ловят все больше и больше дичи, — она бросила в очередной раз взгляд на кучу с добычей и мысленно убедилась в правдивости своих слов.

По телу пробегает холодок от вопроса Вереска, и Поднебесная передернулась (не то от холода, не то отгоняя от себя воспоминания), — ох, деда, не знаю... — неуверенно ответила так же тихо в ответ, разглядывая вернувшихся. Казалось, ничего необычного не происходило: Щука звонко созывала учеников и в списке оказался ее оруженосец. Воительница покрутила головой и тут же приметила вернувшихся с охоты Полумесяца и Камня. Второму она показала на пятнистую соплеменницу и кивнула, в знак того, что разрешает ему отправиться вместе с остальными за мхом, потому что если это приказ Сгоревшего, то от него не стоило отлынивать. Потом услышала оклик Нарцисса.

— Деда, кажется, у нас появилась компания, идем,  — уши вспыхнули, но Поднебесная не стала отказывать белоснежному красавцу в компании, тем более рядом находился Сгоревший, — А у тебя появится шанс все для меня разузнать, может и правда кто-то видел? Ты же мне расскажешь, если что-то узнаешь? — по пути строит глазки Вереску, приговаривая много раз "пожалуйста".

— С удовольствием присоединимся к вашей теплой компании, правда, мы уже заморили червячка, — неловко посмеялась Поднебесная, вспоминая вкусную мышку, — Нарцисс, как всегда прекрасно выглядишь, — приветственно осмотрела белоснежного соплеменника, искренне улыбаясь, — Сгоревший, как всегда твоя охота на высоте. Не могу похвалиться тем же.

Отредактировано Поднебесная (2022-12-29 20:39:54)

[начало]
в тёплом янтаре, едва ли заметно скрывающемся за небольшим прищуром, подобно океаническим волнам плещется неискореняемое довольство и гордость самим собой, пока меж крепко сжимаемых челюстей безжизненно болтается истончающий аромат и прохладу воды средний карп. дёргается в такт ритмичному кошачьему шагу его влажный, широкий хвост и тёмная голова с раскрытым в немом крике ртом, но прежде блестевшая и искрящаяся даже при отсутствии зажигающих её солнечных лучей чешуя, неприятно липнущая к зубам и языку, сейчас с каждой новой секундой всё больше и больше бледнеет и будто бы теряет свою живость следом за оказавшейся беззащитной рыбой. забавно и хлёстко, словно две маленькие пощёчины, части её бездыханного туловища ударяются о серые скулы в момент широкого умелого прыжка через ров, от чего из глотки невольно рвётся заглушённый смешок.

ливень старательно игнорирует вновь всколыхнувшееся и электрическим током расползшееся прямиком по мышцам и костяку беспокойство и напряжение в момент, когда его широкие лапы бесшумно приземляются на травянистую подложку главной поляны. как ни в чём ни бывало лёгкой, чуть пружинящей походкой ступает прямиком к пополнившейся и теперь практически видимо сочащейся сладковатыми и пьянящими ароматами свежей добычи куче, чтобы водрузить собственный трофей чуть ли не на самой её вершине. приветливо взмахивает пушистым хвостом за своими коренастыми плечами навстречу попадающимся знакомым мордам и дружественно кивает тем, с кем общается чуть ближе и плотнее, а затем вдруг с невидимой незнающему взору настороженностью косит темнеющий и сосредотачивающийся взгляд куда-то в сторону, рыщет в поисках кого-то или чего-то среди цветастых шкур товарищей.

без малейшего сомнения, он знает о том, что сгоревший уже в лагере. улавливает интонации и тональности его то перекрывающего, то сливающегося воедино с голосами его собеседников говора подрагивающими и инстинктивно ворочающимися в сторону шума треугольными ушами, вдыхает его почти неотличимый от остальных, но так или иначе струящийся отдельной тоненькой ниточкой запах поглубже в лёгких и практически до тошноты давится им. головой пытается в порыве детского любопытства не вертеть и не осматриваться по округе, но и не подаёт вида о кольнувшем подушечки лап желании скрыться либо вновь в лесу, либо в палатке, надтреснутой силой воли удерживая себя на месте и неторопливо усаживая чуть в стороне от кучи с добычей.

Поляна вновь начинает наполняться жизнью. Вслед за Сгоревшим идет его отряд, подтягиваются и остальные отправленные на охоту. Взгляд блуждает по всем приходящим. Вон оруженосцы, сто были со Сгоревшим. Смотрит на Жабку и Змеелапа, хмыкает добродушно. Мелкие буйные ребятки, еще со времен детской доставляли столько хлопот, особенно маленькая Жабка, но старику были потешно от их выходок, милые детишки. После на пятнистую Щуку.  Тоже тот еще ураган, кажется, будь она младше, была бы в компании шебутных оруженосцев. Или противостояла бы им. Эх, молодость, бело-рыжий вспоминает свою и время бы пустить слезу ностальгии, но давно он этого уже не делает.

— Такие битвы — это всегда тяжело, — щурит глаза, прикрывая полностью тот, что слеп после той самой битвы стал, — могу сказать, что племя даже достаточно быстро восстанавливается. Может быть скоро все станет как прежде.

Старый ты дурак. Не будет как прежде. За столько лун и понять уже давно можно было. Все меняется, все течет. И Вереск будто видит, чувствует – напряжение есть. Пока не такое сильное, но оно копится. Что это? А явление предков звездных. Предзнаменование? Чего? На правнучку свою смотрит. И сразу смятение пропадает, уступая место теплу. Она, маленькая его, встревожена, но главное – цела. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.

Он уже рот открывает, намереваясь поддержать Поднебесную, но тут слышит громкий оклик. О, это интересно. К Нарциссу он испытывает исключительно положительные эмоции, пусть поведение кота должно было бы оттолкнуть (хотя, может дело в том, что ко всем он относится почти одинаково, пусть и стоило бы иначе?). Забавный он сейчас в этой своей медовой манерности и сладкоречивый. А как он контрастирует сейчас с сидящим рядом Сгоревшим. И на просьбы внученьки он лишь хихикает, мурлыча мягко: — постараюсь, но ты же их, — кивает в сторону сидящего воителя с глашатаем головой, — знаешь.

И как тут ей такой очаровательной отказать? Вереск и сейчас был горазд сделать все что угодно, хоть горы свернуть, но – не отказать любимой солнечной крохе.

— Приветствую, благородные, — доковыляв до Нарцисса и Сгоревшего старейшина садится напротив, длинным хвостом обвивая лапу, что рассекает шрам, — славная охота, Сгоревший. Никогда в тебе не сомневался, — вересковая улыбка искренняя, широкая, в глазах озорной огонек пляшет, сначала от взгляда на черношкурого глашатая, а потом и на белошкурого воителя, — а твоя шерсть сегодня белее снега, Нарцисс, как всегда бесподобен.

Лесть или правда, пойди пойми. За прожитое время старик научился мешать правду с ложью, ложь с правдой, но отдавал предпочтение всегда тому, что лежит на самой поверхности, истине, не запятнанной ничем грешным. Так его учили, так он пытался учить дочь. Оттого и сейчас в словах бело-рыжего было больше пряной правды.

— Радостно видеть, что в эти холода у нас будет достаточно еды, чтобы не голодать, — старик хочет добавить что-то еще, но к ним подлетает пушистое нечто. Дымчато-черное, взлохмаченное, в солнечном янтаре глаз которого искрится радость. Говорит быстро, смотрит на наставницу преданным взглядом и столь быстро же исчезает, старик даже не успевает поздороваться с юнцом как следует. Эх, молодость, — шустрый малый, хоть и вымахал уже почти как мы.

Теперь Вереск замечает и Полумесяца, видит, как Щука собирает отряд на сбор необходимого для лагеря, пушистую Медведицу. Интересно, а видели ли кто-нибудь из них?

— Ох, дурья моя мышиная башка, — вздыхает Вереск очень правдоподобно, так, что сам забывается, — я же не спросил, как прошла охота у тебя, Поднебесная. Да и ты расскажи, коль не торопишься никуда, Сгоревший. Дичи в лесу много? Не было ли чужаков? Иль хищников? Чего-нибудь, чего быть в нашем лесу не должно?

Тянет гласные в последнем вопросе, но в голосе его неподдельный интерес. Сам ведь в лес давно не выходил, а как холода начнутся и подавно придется чаще сидеть в стенах утепленной палатки. Ностальгия по былым временам, кажется, никогда его не отпустит. И хоть от воителей он может узнать хоть что-нибудь интересное.

— главное, чтобы этот пинок выглядел как отцовское напутствие. юность — хорошенькая ранимая двенадцатилунка, — сгоревший негромко усмехается, чуть цыкая в момент, тем самым соглашаясь с нарциссом, и перестает бросать косые взгляды в сторону палатки предводителя. толку не было; оставалось теперь ждать, не подавать лишний раз беспокойного вида и снова окунаться в будничный ритм дня. ничего ведь еще не произошло — ничего страшного по крайней мере.

«решай проблемы по мере их поступления и прекрати истерить», — осаждает громыхающее сердце, пытается пришпорить его, как породистую необъезженную лошадь, но воспоминания были еще слишком свежи, чтобы отмахнуться от них: под закрытыми веками у сгоревшего все еще пестрит картина леса, тошнотворного, в миг угрожающего и затихшего; кожа, покрытая липким налетом холодного пота, до сих пор ощущала неприкрытую опасность — могло ли звездное племя набрасывать на своих забытых детей чувство ужаса и страха? в рассказах погибших и ныне здоровых, но уже обветшалых, предки — идол спокойствия, величия, защиты и веры; или лицемерия и эгоистичного равнодушия — в это глашатай верил охотнее.

сгоревший сдвинул брови, исподлобья посмотрел на выход из лагеря, ожидая, что по одному его велению лукавство звезд и грезолист появятся прямо перед враношкурым — и непременно поверят в то, что он видел; уж в явственности и трезвости своей головы глашатай никогда не сомневался, но именно сегодня настал день, когда стоило что-то пересмотреть.

или дать себе хорошенько выспаться.

навострив уши и уличив нарцисса в неприкрытом сарказме, сгоревший кивает, подавив тяжелый вздох — как бы к лукавству звезд он не относился, это не меняет того, что рассветная звезда когда-то давно сделала свой выбор в пользу бело-рыжего воителя. если у черногривого самца осталась хоть капля уважения к погибшей, он выразит его просто — своим игнорирующим взглядом и отторжением к пересудам.

— ландышницу я с утра не видел, не переживай, если до заката не появится — выдвинем патруль на поиски змеиного клубка.

он ненавязчиво усмехается, прищуривая уголки глаз, и различает движение у палатки старейшин, откуда показались вереск и поднебесная. значит, ее патруль... разделился: чуть позже в лагерь вернулись полумесяц и камень. сгоревший проследил за их шкурами, рыжей и дымчато-черной, чтобы после остановить блуждающий взгляд на такой знакомой колкой серой. с минуту золотистые радужки непроницаемым холодом изучали морду ливня, впиваясь в него все крепче, глубже, стараясь отыскать что-то, в чем раньше он видел свою опору, однако сейчас то было лишь пустым безразличием и глухим отзвуком по дереву — внутри ничего.

а после, потеряв тлеющий интерес к соплеменнику, кивает медведице: среди оживленной поляны ее шкуру он различал отлично, и виной ли тому было кровное чутье или характерное отсутствие хвоста полосатой — не знал, однако тихо выдохнул. все эти разговоры стоит отложить на лучшие времена; чувствует ли она перемену в натянутых мышцах сгоревшего? видит ли взбухшие надбровные дуги? глаза — чуть изменившиеся, словно увидевшие нечто дьявольское? вполне возможно; медведице можно отдать должное в викторине «кто его лучше знает».

от мыслей отвлек шлепок дичи неподалеку от смольных лап, шелест нарцисса, краткое юношеское «сгоревший» как знак приветствия — очередного за день, — и зеленоватые радужки поднебесной, смотреть в которые на этот раз было отчего-то пресно.

— это так любезно, — лениво тянет сгоревший, чуть закатывая глаза и едва заметно подмигивая белоснежному воителю рядом. — что меня начинает клонить в сон, — глашатай расправляет натуженные плечи, выпрямляет спину и плотнее смыкает хвостом любой оставшийся миллиметр у лап. говор у нарцисса — мягкий, лестный, перевитый золотой цепью, к которому в унисон вскоре добавляется старческий вереска, в то время как речь сгоревшего состояла из сплошь прямых металлических звеньев. — ну хватит уже, кормить племя — наша первостепенная задача, мы все хорошо потрудились. вереск, — кивает старому другу и направляет взор к пополнившейся общей кучей. — не стесняйся, бери еще, пока к холодам не начали стрелять кости.

в подошедшей парочке сгоревший не относился никак. знал, что этих двоих связывает родство, знал, что поднебесная к старику привязана — и в этом он ее понимал прекрасно. однако дальнейший вопрос вереска заставил отвести морду правее; сейчас глашатаю казалось, что все в лагере знают, все чувствуют, все проницательно и предсказуемо. словно детская выходка всего племени — обдурить черногривого, провести, напугать специально.

тем не менее, он и мускулом не дрогнул, лишь вновь провел языком вдоль верхних клыков в многолунной привычке. ответил старейшине своим отточенным взглядом и усмешкой, старательно пряча за этой непробиваемой стеной нечто.

— отличный из меня глашатай: в то время, как в лесу бродят хищники или чужаки, я сижу здесь с вами, строю непревзойденную беседу и думаю о том, как бы поточить когти на жирном тетереве, принесенном медведицей, — хмыкает и искрится снисходительностью. — пока эти твари громят нашу землю, поболтаю-ка я еще с вами, что думаешь, нарцисс? выступим с тобой в авангарде — только сперва пообедаем.

но послушать поднебесную было занимательно и тревожно одновременно: вдруг кто-то из ее отряда был так же причастен к подобному? щука и оруженосцы выглядели спокойными, обычными — камень, полумесяц и сама воительница, кажется, тоже. это сбивало с толку, и все больше сгоревший хотел убедиться в том, что и он по-настоящему ничего не разобрал, только разозлил самого себя и гонял воздух выпущенными когтями как котенок, увидевший в сгустке теней мелькнувшее что-то.

приближение пятнистого сгоревший не ожидал, однако предвидел — воитель, сколько себя самец помнит, частенько болтался за черным хвостом, был готов чуть ли не репейник с него собирать, и на столкновение лбом в угольную шкуру лиственный не ответил ничем иным, как резко скакнувшим градусом раздражения.

— будь я проклят, пятнистый, — сомкнул брови и надвинулся на соплеменника испещренной ветрами скалой. — не сиди как неприкаянный, бери с собой ливня, он, кажется, тоже ничем не занят. укрепляйте ограду лагеря, я скоро к вам присоединюсь.

Отредактировано Сгоревший (2023-01-01 17:36:35)

> начало <

Новый день, новые возможности – с этой мыслью Серебринка распахивает голубые глаза, рывком поднимается со своей свежей подстилки, торопливо приглаживает шерсть, стряхнув клочки мха, и с подобающей её новому статусу солидностью выплывает из палатки оруженосцев, чеканя шаг, аки жеребец, и гордо вскинув подбородок.

Однако, покинув полумрак палатки, не удерживается и на поляну вылетает победоносным прыжком, в который вложить умудрилась весь свой восторг и энтузиазм, рывком тормозит, взрыв землю когтями передних лап, и окидывает взглядом поляну.

Жизнь кипит, соплеменники обмениваются новостями, хвалят охоту друг друга – куча с дичью и впрямь хороша, полнится тёплыми тушками и отменно пахнет, но Серебринке не до еды, весь мир перед ней раскидывается во всём своём великолепии, ведь ей больше не нужно сидеть целыми днями в яслях, которые она изучила до последнего камушка, она отныне – полноправный оруженосец Лиственного племени, а это звучит по-настоящему гордо!

До треугольничков ушей доносятся слова про утепление палаток и укрепление ограды.

«Ага, все готовятся к холодам!» – довольная своей догадливостью, Серебринка идёт вперёд, крутя головой, глядя на котов, улыбаясь им, когда удаётся поймать чей-то взгляд. Это будут первые Голые Деревья в её жизни, и она не представляет, чего ожидать. Уже стало довольно прохладно, особенно для обладателей относительно короткой и не слишком густой шерсти; с другой стороны, Серебринка ждёт не дождётся, когда выпадет снег – ведь её светлый окрас идеально подойдёт для охоты! Тогда, правда, должно стать ещё холоднее, но она не представляет, как это может быть ещё холоднее. И сейчас вполне достаточно.

Серебринка замечает двух самых главных в её жизни котов одновременно и застывает, как вкопанная, комично переводя взгляд с серо-полосатого Ливня на золотистого Полумесяца и обратно. К кому же подойти? Нерешительность выражается во всём её облике, начиная от подрагивающих усов и заканчивая перетаптывающимися на месте изящными лапками. Она ещё не познакомилась как следует с новым наставником, но была твёрдо уверена, что он идеальный и во всём лесу не сыщешь лучше. У них ещё будут долгие луны впереди, чтобы узнать друг друга получше. А вот с отцом после её посвящения не удавалось побыть рядом дольше, чем пару минут – он вообще в последнее время стал не таким весёлым... вот и сейчас сидит один, такой одинокий и всеми брошенный!

Решившись, Серебринка срывается с места и бежит к Ливню, с размаху утыкается мордашкой в пушистую грудку воителя, трётся о серебристую шерсть, жадно вдыхая родной запах. Отстраняется, чтобы заглянуть в отцовские глаза и найти там прежнюю искорку. Юница летит по жизни, не оглядываясь, и, должно быть, кажется легкомысленной, как бабочка, но всё же не может не ощущать, что с Ливнем что-то не так. Это как какая-то пелена, накрывшая его с головой и отгородившая ото всех, от неё. И если бы своей любовью Серебринка могла эту пелену сорвать, вернув в глаза отца улыбку, она бы из шкуры вылезла, лишь бы сделать это. Увы, одной её любви недостаточно. И даже на её неизменную непосредственность это нечто давит, заставляя язык примерзать к нёбу, а слова – теряться на полпути.

– Как... дела? – до чего же неуклюже!