старт

Ей снился хороший сон. Не было в нем чего-то конкретного, только размытое и мягкое ощущение счастья: сон складывался из множества отрывистых деталей и сплетался в единую пеструю и уютную картину - комфорт, тепло, забота. Безопасность. Никаких скитаний, никакого голода, страха за других, неопределенного будущего; сон, в котором все линии сошлись в одну и всё наконец стало как надо.
Кто-то заворочался под её боком и Картошка открыла глаза. Бледный холодный свет солнца пробивался через рассохшиеся доски вокруг окна, в луче кружились пылинки. Она снова зажмурила глаза, надеясь ещё ненадолго ухватить за хвост блаженное чувство безопасности и спокойствия, но сон уже не шел. Она чувствовала, как ноют её лапки. Она чувствовала, как копошатся котята, укрытые её хвостом. Желудок ныл от голода. Картошка тихонько вздохнула и подняла голову.
Как хорошо, что удалось переночевать в тепле! Когда она, впервые в своей жизни решившись на сильный поступок, покинула родной дом (а по пятам шел страх за её драгоценное потомство), она и представить не могла, сколько времени это займет. Ей казалось, что нужные ей земли совсем рядом: тогда, с её Двуногими, это были какие-то пару часов внутри тела Чудища. Но кошачий шаг мал по сравнению с мощными лапами металлических созданий. Привычная к тому, что забота и уход достаются ей просто так, Картошка не предусмотрела ничего. Её нежные лапки были непривычны к долгим переходам. Тащить двоих котят оказалось очень сложно, поэтому где могли они ковыляли сами и путешествие растягивалось в разы. Она понятия не имела, как добывать пищу! Котят можно накормить молоком, но чтобы было молоко, ей самой нужно было есть. Несколько дней голода и Картошка, умирая от брезгливости, принялась осваивать мусорки и кучи отбросов, а там были свои хозяева: дикие, злобные, от рождения бездомные коты, которые не хотели делиться с домашней киской. Поселения Двуногих, когда они встречались по пути, бывали настоящим спасением: Двуногие часто были добры к ней и были не против выставить для хорошенькой кошки с котятами миску молока; но и там надо было осторожничать, потому что однажды Двуногие очень заинтересовались её малышами и ей пришлось спешно удирать. Собаки, такие безопасные из-за родной изгороди, оказывались настоящими чудовищами; далеко не все Двуногие были милы с ними; холодало - и первая ночь вне крыши, когда Картошка, вся дрожа, плотно свивалась вокруг котят, довела её до отчаяния. Отчаяние было её вечным спутником и порой она думала: не прибиться ли к каким-нибудь Двуногим, которые хорошо отнесутся к ней и её деткам, не вернуться ли к привычной жизни - но тень опасности, которая нависала над её прекрасными котятами, гнала её дальше. Они чем-то не понравились её хозяевам. Как это было возможно! Картошка считала, что у неё самые красивые и смышленые дети в мире. Подумаешь, что они не очень на неё похожи!
Она скучала по хозяевам. До того, как всё случилось, она думала, что и мечтать не сможет о лучших. Но выросший в ней инстинкт настойчиво говорил: унеси, сбереги, спрячь. Если её котята оказались плохи для Двуногих, то она наверняка придутся к месту в лесу, которому наполовину принадлежали. Сердце Картошки согревала мысль о встрече с черным котом, влюбленность в которого всё ещё тлела в ней. Она представляла, как он будет рад узнать, что у него есть котята - да ещё такие славные, настоящие лесные коты по своей сути. Лишь бы они их приняли. Да как могут не принять? Ей только убедиться, что дорогие дети на месте и никто их больше не будет обижать, и никто не будет говорить про них таких злых слов, как её бывшие хозяева.
А она как-нибудь справится. Да, она похудела, её всегда ухоженная шерсть свалялась и потускнела, когти отросли, но и что с того? Картошка была искренне уверена, что для себя как-нибудь найдет место в этой жизни. Может даже вернется к своим людям, как пойдет. Все-таки она к ним привыкла.
Движение подле её живота отвлекло Картошку от грустных мыслей. Сынок её пока спал, растолкать его всегда было трудным делом, но Снежинка уже подняла голову и Картошка с нежным мурлыканьем принялась умывать её.
- Доброе утро, моя радость. Как ты спала?

- Ну-ну, здесь никаких чудовищ нет, - принялась уговаривать малышку Картошка, - видишь? Тут тихо, спокойно, никто за тобой не гонится.
Не прекращая мурлыкать, она торопливо приглаживала языком встопорщенную со сна шерстку Снежинки, когда как её мольбы разрывали Картошечке сердце. О, как она была бы рада! Как она бы хотела, чтобы детство её котяток прошло также беззаботно, как её собственное: в ласке, уходе, с вкусной едой, игрой с веселыми пестрыми ленточками, долгими уютными вечерами, когда снаружи дома бушует непогода, а внутри - тепло и уютная лежанка.
Наверное, страшный сон Снежинке навеяло воспоминание о том, как она остановились погреться под брюхом у спящего Чудища, а оно ни с того ни с сего зарычало, зачихало ядовитым на запах воздухом, а потом взвыло и тронулось прямо над их головами: ещё повезло, что ни одна страшная круглая лапа не задела никого из них! После такого и сама Картошка вздрагивала еще несколько дней от любого шума, что уж говорить о детях.
- Маленькая моя, мы уже это обсуждали. Наши Двуногие говорили такие ужасные вещи, что я даже повторить их не решусь!
Кошки не понимали речь Двуногих целиком, но Картошечка жила с ними всю жизнь и научилась многим словам. Они говорили: глупая кошка, надо же было принести котят от какого-то бродяги, загубила всю свою породу, это пока они миленькие, но по ним уже видно, что вырастут самые обыкновенные помесные коты, платы за таких не получить, нам дома столько не надо, бегать искать тех кто возьмет просто так - вот делать нечего. А Картошке приходилось видеть котов, которых выкинули Двуногие: недоверчивые, растерянные, преданные, они появлялись то тут, то там, перехватывали где могли кусочек, ютились в холода под крыльцом чьего-нибудь дома или в подвалах. Ну нет! Её возлюбленный рассказывал про то, что в лесном племени никто не зависит от милости Двуногих, коты живут вместе и поддерживают друг друга, сами добывают себе пищу, сами себя лечат, сообща справляются с холодом. Тогда Картошке показалось это ужасной и одинокой судьбой, как это - без Двуногих? Сейчас, хлебнув на пробу жизни без хозяев, она была уверена: лучшей судьбой для малышей будет жизнь в таком вот племени.
- И ведь мы уже почти дошли! Смотри какие у тебя лапки стали сильные. Мы уже сегодня придем на место! Встретимся с вашим отцом... осталось совсем чуточку.

Отредактировано Картошка (2022-12-18 17:20:31)

Снежинка раскапризничалась, но Картошка уже немного попривыкла к этому и воспринимала это стойко. Она и сама была бы не прочь иногда завалиться, начать сучить лапами и требовать, чтобы её немедленно вернули домой. Если бы оно теперь было, это "домой"! Иногда она думала: как же так, что Двуногие, которые были так милы с ней, говорили такие жуткие вещи про её деток? Картошка никогда ни в чем не знала отказа: в миске всегда был корм, по всему дому валялись игрушки, у неё была самая уютная лежаночка недалеко от греющей штуки, ей аккуратно подстригали шерсть и коготки, а когда на улице было холодно - смазывали чем-то подушечки лап, чтобы она их не повредила во время прогулки. Картошка свято была уверена, что Двуногие её любят и сразу же влюбятся и в котят. Иногда её посещала жуткая в своей сути мысль: не могло ли быть так, что хозяева любили её за её шерсть, лапки, мордочку, а не просто так? Но это ведь какая-то ерунда...
- Сегодня точно-точно дойдем, - пообещала она, намывая Снежинку, - точно-точно-точно. Ты всё увидишь и сама не захочешь обратно! Вы ведь наполовину лесные коты. Ты сможешь сколько хочешь ходить по лесу, будешь спать на мягкой подстилке, подружишься с другими котами, и...
Картошка слегка замялась. Она имела очень приблизительные представления о том, чем занимаются лесные коты. Её возлюбленный рассказывал об этом не очень охотно и вскользь. По всему выходило, что они целыми днями бродят по лесу, отгоняют чужаков от своей территории, учат малышей драться и охотиться.
- И ты станешь самой ловкой охотницей! - добавила Картошка совершенно искренне, без тени сомнения. Конечно станет! Снежинка очень ловко таилась в засадах, чтобы выпрыгнуть оттуда и напасть или на ничего не подозревающего брата, или на хвост матери. Картошка наклонилась к малышу, который совсем зарылся в её мех и ласково потрогала его носом.
- Милый, пора просыпаться.
- Ещё чуть-чуть, мама, - невнятно и сонно ответил Одуванчик и снова затих. Картошка лизнула его спинку и снова посмотрела на Снежинку.
- Отдохни ещё немножко и мы отправимся в путь. Я сама не верю, что мы наконец-то дойдем! Совсем скоро вы встретитесь с отцом, уверена, он будет в восторге от вас. Разве может быть по-другому? - в порыве нежности она наклонилась к малышке и прикусила её за бочок.

Снежинка умудрялась сказать тысячу слов за одну секунду: запротестовать, переспросить про охотников, пристать к мирно спящему брату, потребовать немедленного выхода - и, не дождавшись ответа ни на что, за одну секунду провалилась в сон. Картошка посмотрела на неё с нежностью и тихонько вздохнула. Каким-то он будет, этот лес? Она не сомневалась, что их там примут. Она только надеялась, что там в самом деле будет тепло и достаточно еды, чтобы её малыши ни в чем не знали отказа.
Дождавшись, пока Снежинка глубоко засопит, Картошка решила немного разведать что вокруг и осторожно встала: котята остались лежать, прижавшись друг к другу.
В доме пахло пылью, немного - мышами, еще меньше - едва уловимым запахом чего-то горелого. Несмотря на посвистывающий в щелях вокруг окна ветер, дом не выглядел заброшенным, а дверь его была плотно закрыта. Им повезло вчера, что продух в подвал оказался приоткрыт. Внизу были какие-то трубы и пара старых мышеловок, но больше ничего интересного, а уж из подвала получилось пробраться в дом и поспать в тепле. Картошка тщетно надеялась найти, чем подкрепиться. В одном углу она нашла несколько сложенных друг на друга металлических шайб, от которых едва-едва уловимо тянуло мясом, но как не пыталась подцепить гладкую крышку когтями, ничего не выходило: она была притерта так, что открыть могут только Двуногие, вроде как те баночки с вкусным мягким кошачьим кормом. Она нашла закатившийся между половицами сухарик, твердый как камень, погрызенный с одного бока мышами, да один настолько закаменелый кусочек сыра, что даже мыши на него не покусились. В общем, ничего.
Картошка только разочарованно вздохнула. Она чувствовала, что молоко у неё ещё есть, значит котята не останутся голодны, но и сама не отказалась бы что-то съесть. Желудок ныл. Но жалеть себя времени особенно не было: сегодня предстоял финальный, как она надеялась, рывок. Если Сумрак там, он не оставит её голодать.
Мысли о черном коте приободрили Картошку. К встрече стоило подготовиться. Дорога здорово её истрепала, но это же не повод выглядеть как кошка с помойки! Остаток времени до выхода Картошечка потратила на то, чтобы тщательно умыться. Справиться с колтунами самостоятельно она не могла, но хотя бы попыталась отчистить и разгладить шерсть. Она не хотела ударить в грязь лицом, когда встретится с возлюбленным. И она хотела, чтобы все видели, что у него красивая подруга!
Наконец с уходом за собой было покончено. Картошка ласково потрогала лапой котят и прилегла рядом.
- Пора просыпаться, мои хорошие. Подкрепиться и в путь. Сегодня мы наконец будем у цели!
Когда малыши поели, она встала и сказала:
- Давайте, как вчера, одного несу - один идет. Большие вы уже у меня, не помещаетесь в пасть... Одуванчик, ты идешь в первый, и проснешься заодно. Снежиночка, иди сюда. И не болтай лапами, пока я тебя несу!

>> туманное племя - мшистая низина

Отредактировано Картошка (2023-01-01 23:28:34)

гп тумана >>

[indent] Блёклое утро постепенно расцветает к тому времени, как лагерь остается далеко позади, и Рябинник, занявший позицию ведущего, продолжает углубляться в лес, не особо заботясь о громко хрустящем под его собственным весом снеге, желая лишь оказаться как можно дальше от лагеря и болезненных образов, развернувшейся за плечами трагедий. Где-то раздаётся крик ворон, и дальнее эхо от хлопков её крыльев пробуждает инстинкт охотника, заставляя тело напрячься, но сейчас для него словно не существует окружающих звуков. Не замечает он и резковатых шагов соплеменницы, идущей позади, и тихого, но переодически сбивающегося дыхания за своей спиной.

[indent] События в Туманном племени продолжают пестрить своим разнообразием, но отнюдь не ярким, скорее серым и монотонным, ничуть не увлекая рыжего исполина, погруженного в постоянную ежедневную рутину и сейчас вынужденного довольствоваться жалкими последствиями пропущенной битвы. Чего нельзя было сказать о Кленовнице, у которой, судя по всему, с недавних пор в жизни появились иные интересы — Рябинник не мог знать наверняка, впрочем, ловя себя на том, что все чаще зацикливается на мыслях не о том, — и оттого видеть ее, со стороны подмечая с каждым днём все более значительные изменения точенной фигурки, было так раздражающе до скрипа в деснах.

[indent] Мороз, покрывающий длинную шкуру плотным слоем, стягивает кожу, треща от малейшего движения, отчего все они  делаются не в обычай резкими и скованными, отражая накопленное негодование в стремительном шаге, который ведет его по предполагаемому животному следу. Потянув носом тонкую струйку воздуха, Рябинник с застывшим напряжением в мышцах расправляют широкие плечи и облизывает подмёрзшие усы, все ещё хранящие запах кошачьей крови. В перемешку с другим, едва уловимым, сладковато-приторным, ощутимо переменившимся за последние луны, сейчас стоящим комом в горящих лёгких.

[indent] Среди заснеженных шапок скрипящего соснякам, тем временем, мелькают знакомые очертания гнезда. Самец невольно ёжится от порыва грянувшего из ниоткуда ветра, тут же вздыбливая жёсткую шерсть на загривке и в яром недовольстве хлеща себя толстым хвостом по впалым бокам, когда затянувшееся молчание прерывает шелест чужого голоса.

[indent] — Я не настолько мышеголовый идиот, чтобы позволить тебе в одиночку ринуться в пасть озлобленной твари, — не сходя с вытоптанной тропы, Рябинник останавливается в тени сосняка, претирая боком кору, оставляя на холодной древесине свой запах, и предупреждающее дёргает хвостом, широкими плечами преграждая путь идущей позади соплеменнице; оборачивается, чтобы смерить твердым взглядом крапчатую мордашку. — Будешь идти четко по моим следам, и при первом же сигнале — на дерево, — как она это будет делать, вопрос второстепенный, и Рябинник предпочитает не загадывать наперёд. Но ожесточённый в боевой готовности вид и бугры проступающих мышц ясно дают понять, что ее присутствие в этом патруле — чистая формальность. — Но попытка соскочить с разговора хорошая. Только если я могу закрыть глаза по случаю своей непричастности, то племя — вряд ли, — не то чтобы он был сильно удивлён этому факту, скорее озадачен, что слишком явно отразилось в расплывшейся по губам, отчасти разочарованной, ухмылке и вырвавшемуся из гортани глухому хмыканью.

[indent] — Не боишься, что начнут задавать вопросы?

[indent] «Не боишься, что я узнаю имя этого подлеца раньше, чем эти котята сделают свой первый вдох?»

[indent] — Точно всё взял? Проверь ещё раз, — Марта наспех засовывает в рюкзак термос и парочку бумажных карт: телефон перестал ловить ещё на подходе в долину, и теперь превратился в бесполезный металлический кирпич, что мирно покоился в глубоком кармане куртки. Она бубнит что-то себе под нос, пока Ноа зашнуровывает тяжёлые ботинки, и в последний раз окидывает взглядом видавший лучшие времена домик. — я, конечно, знала, что благ цивилизации здесь не будет, но надеялась, что палатки хотя бы иногда будут меняться на мотель.

[indent] Это не первое их путешествие, и наверняка не последнее. Если честно, до знакомства с Ноа Марта предпочитала пятизвёздочные отели, огромные бассейны и ужины в дорогих кафешках в старых районах городов, но всё быстро изменилось, когда темноволосый парень впервые прозвал её в — как он тогда выразился — небольшой поход. После него жутко болело всё тело, а руки и ноги чесались из-за укусов комаров, но Ноа не обманул, когда сказал, что утренний лес с видом на озеро не сравнится со спа отелями и фотографиями из поездок.

[indent] Марта вдыхает свежий воздух полной грудью и на губах появляется слегка усталая, но счастливая улыбка. Ноа предусмотрительно оставляет в домике записку для следующих путешественников (почти такую же, какую они нашли по прибытии сюда), надёжно захлопывает дверь и с открытой радостью на светлом лице кивает головой на самые верхушки гор. Уже от этого у Марты сводит икры, но она лишь обречённо выдыхает.

[indent] — Ладно, пошли.

[indent] Но стоило ей спуститься с ветхого крыльца, как внимание привлекло копошение совсем рядом, и Марта инстинктивно выкидывает руку в сторону, вынуждая парня остановиться. Всматривается в уже зеленеющие растения и кусты, блуждает взглядом из стороны в сторону, пока взгляд в итоге не выцепляет из общего пейзажа рыжее пятно.

[indent] — Смотри, там кот! — палец указывает прямиком на Грёзолиста. — как он тут вообще оказался? До ближайшего города даже на машине ехать недели две в лучшем случае, не мог же он так далеко забраться. Давай заберём его? — она смотрит на Ноа умоляюще, и пусть ему очень хочется сказать решительное «нет», парень заранее знает, что всё-таки сдастся, поэтому решает не тратить силы и просто отмахивается, вызывая у уже взрослой девушке какую-то детскую улыбку.

[indent] Марта подходит к нему медленно, осторожно вытянув открытую ладонь, на которую заранее выложила оставшиеся с завтрака сосиски, и негромко подзывает рыжего к себе.

[indent] — Котик, не бойся. На, поешь. Ты, наверное, голодный. Ноа, ты только посмотри какой он красивый и милый. Грязный, правда, но ничего, — шаг за шагом она оказывается всё ближе, подбираясь почти вплотную полуприсядем, и когда расстояние между ними сокращается до оптимального, Марта, игнорируя шипение, резко хватает того за загривок, прижимая к себя достаточно сильно, чтобы тот не расцарапал ей лицо. — тише-тише, я тебе ничего не сделаю. Просто хочу помочь. Пойдёшь с нами, мы тебя накормим, отмоем, полечим. Не бойся, теперь ты в безопасности.

[AVA]https://i.imgur.com/UhmXSny.png[/AVA][NIC]Марта[/NIC][STA]горы зовут[/STA]

➦ подлесье

И лапы точно в смолу окунувшись к земле липнуть, каждый шаг тяжело дается. Ему вдруг ярким светом во мгле чувствуется дежа вю. То же самое он чувствовал, обрекая себя на рабство средь чужаков. Теперь оковы с лап его и души сняты, но все равно тяжесть давит вниз. Это не страх одиночества. Это горечь от разлуки с теми, кто вдруг оказался дорог.

До гор таким шагом медленным долго, несколько закатов и рассветов. А отдых нужен. Место, где он сможет привести мысли в порядок, после. . . После того, как взглянул в печальные глаза своего мира. И это как от собственного сердца кусок оторвать – больший, ценнейший. Он вновь единственный живой средь толпы мертвых. Духи, что раньше скрывались, теперь предстают перед ним воочию. Они смотрят на него. Оценивают. Не скрываются или уже не могут. А смотрит на них. Шепчущих тихо, двигающихся плавно. Под лапами их трава не колышется. От дыхания их воздух не греется. От присутствия их шаман не чувствует себя брошенным. Живые отворачиваются чаще, чем мертвые.

— Я же верно сделал, Можжевельник? — рассветный огонь глаз в сторону, к серебру мелькающему. Дух шамана, что отречься от участи своей пытался, мягко жмется к плечу живого шамана, мешает свое серебро с его смолой и сочетание это завораживает Тенепляса. Всегда завораживало. Он своими глазами видел последствия ошибок. Видел, что бывает с теми, кто от предназначения своего уйти пытается. Он лил горькие слезы над бездыханным телом, задыхаясь от боли, что сковывала молодое тогда сердце. Время вовсе не лечит, лишь раны затягиваются шрамами, что о себе всю жизнь напоминают, — много лун назад я совершил ошибку и теперь это мое наказание? Я вновь теряю тех, кого люблю.

Но Воронёнок жива. И жить будет. А он будет следить, издалека, украдкой. Глазами своими и глазами духов. Там, средь чужаков, юной душе будет безопаснее, чем тут, меж хвойных да лиственных деревьев, что смотрят ввысь. Шаман боится – в одиночку дитя свое защитить не сможет. Не так он уже и молод, а по чащам и равнинам может чудовище страшное ходить и напади он на них, ворон в шкуре кота знает – он бы бросился закрывать собой, защищал бы до последней капли крови, что окрасила бы сочную зелень травы. Глаза прикрывает и под веками хрупкий силуэт тенью. Глаза жжет солью.

Он вновь идет к месту, где всегда останавливался. Где любил, сидя в укрытии камней, наблюдать за людьми. Они напоминают ему о человеческом шамане, что был Тенеплясу другом. Он знает о людях больше, чем лесные собратья. Об их культуре, их речь. Он выучил, узнал от мудрого старца, от духов, от человеческого друга. Тот любил читать вслух, как ребенку смольному коту объясняя странные слова, что для него все равно оставались не столь понятны. Любил рассказывать другим людям о духах леса, о мире живых и мертвых. Он был как Тенепляс, только человек. Своим обществом он тоже был не понят. Но кто-то к нему приходил, кто-то проявлял к нему доброту, на которую человеческий шаман отвечал. Больше не встречал он никого, похожего на того человеческого шамана.

Голоса людские он узнает. Они часто громкие, почти оглушающие, откуда-то сверху доносящиеся. Он думает в сторону отойти, дождаться, когда из деревянного дома те выйдут, а после, сидя на крыльце, смотреть на их удаляющиеся фигуры. У домика в лесу живет дух прелестного старика, в компании чьей Тенеплясу хотелось немного побыть. Послушать его хриплого шепота рассказы о тех, кто здесь ночевал, пока ворон в теле кота расправлял крылья, чтобы наконец взмыть высоко ввысь к свободе. Почувствовать умиротворение . . . выговориться. Непозволительной шаман роскошью воспользоваться, потому что знает, старик выслушает и успокоит, будто смольный – его собственный ребенок. Иногда шаман скучает по мертвым больше, чем по живым.

Но что-то не так. Запахом трав слышится чужой дух. Знакомо незнакомый. Он проходил здесь, по следам его ведет шамана. Духи переглядываются встревоженно. Смоль лап ускоряет свой шаг. Быстрее. Нужно успеть.

Понимает – люди могут не желать зла. Да только добро их для лесного кота может быть погибелью. Он видит человека, что кота шипящего к себе прижимает. От девушки не исходит ощущение опасности, она не хочет причинить знакомому незнакомцу вреда, но лесному жителю нет ничего страшнее человеческого дома пут. И шаману не хочется причинять боль человеку, не хочется самому становиться причиной вреда. Он подходит быстро, почти бесшумно, пока внимание все женщины человеческой к пойманному ею коту обращено. Он прыгает, отрывая от земли и целясь к лицу, но когти не выпуская, только втягивая сильнее, чтобы ненароком не ранить. Ворон в кошачьей шкуре хочет лишь одного – помочь. И он поможет.

— Как только отпустит – беги! — наземь приземляясь непривычно громко говорит шаман, почти на крик переходя. А потом снова пружинит, вновь к голове человеческой тянется. Не поцарапает, но люди резкости такой пугаются, он помнит. И рычания, что утробно из глотки Тенепляса вырывается, — не ведаете вы, что творите, дети каменных лесов.

[indent] Сторонний наблюдатель скажет, что проходят считанные мгновения разворачивающейся сцены, но Грёзолист проживает тягучие часы, пока пытается вымолить спасение у звёзд. Ведь сам он не может даже мускулом пошевелить — так крепко сжимают его лапы Двуногой, так сильно сковывает отчаяние, превращая упругие кошачьи мышцы в недвижимое дерево, в монолитный камень, в пленящий лёд. Время тянется, словно мёд по сотам, и с каждым мигом молчания тех, кому он молится,  юный целитель преисполняется жгучей обидой, бурлящей яростью, горьким разочарованием.
[indent] "Почему, почему, почему..."

[indent]  Молчание. Тишина. Безмолвие.

Безразличие?

[indent] И вот в самый острый пик отчаяния, когда казалось бы, что пора смириться окончательно, Грёзолист слышит голос, а хватка лап его держащих ослабевает — молодой кот от неожиданности чуть не теряет равновесие, соприкоснувшись с рыхлой землёй. Вместо того, чтобы сразу сорваться с места, целитель неразумно оглядывается, узнаёт в тёмной тени Тенепляса — кота, о котором не ведает ничего кроме имени и принадлежности к Туману. Но в секунду приходит в себя, отталкивается от земли с такой силой, словно готовится взлететь, бросается в сторону, куда — не столь важно, подальше бы отсюда. Не оглядывается, боясь увидеть погоню.

[indent] — Т-тебя послало Звёздное племя? — после, уже выровнявшись в беге с Тенеплясом, выдыхает Грёзолист своему спасителю вместо слов благодарности — ошарашен внезапным появлением туманного воителя в столь нужный момент.
[indent] Но на языке появляться горечь от собственных слов.

[font=Century Gothic]→ Серебряный Ручей[/font]

Отредактировано Грёзолист (2023-06-08 00:36:48)