[таймскип]
Тишина есть истинная блажь. Блажь, что шаману теперь недоступна. Вокруг него всегда кипит жизнь. Даже если жизнь эта – мертва. Пред глазами мелькают лапы, хвосты, бока и морды. Знакомые и совершенное чуждые. Молодые и старые. Он не знает их. Не знает, хотел бы их знать. Они шепчутся. Они смотрят на него. Они знают – он их видит. Он бы хотел не видеть. Ни их, ни живых. Он хотел бы одиночества. Тихого, печального, оставляющего в сердце зияющую пустоту. В нем и так пустота – она ширится, растет с каждым днем. Только пустота эта вязкая и спокойствие не приносящая. Тенепляс тяжкий вздох испускает.

Тело его больше не болит и лапы держат крепко. Лишь голова иногда кружится, сжимает спазмом болезненным, а потом резко отпускает, точно силки кто-то обрывает, выпуская пойманного зверя на свободу. Только у шамана нет свободы. Не здесь. Не сейчас. Его мнимо душит то, от чего он самолично отказался. Отзвуки былой должности, отзвуки обязанностей, которые Говорящему с Духами осточертели. Это все его изменило. Это все сделало из него урода. Исказило, заляпало пятнами крови, въелось под кожу фальшью. Он стал чувствовать. Он не должен чувствовать. Шаман должен быть спокоен, в единении с природой, с духами, с живыми и мертвыми. Он должен быть с ними на равных. Он должен быть со всеми и ни с кем. Он должен быть не здесь.

С греющими лучами проходит боль и приходит уверенность. Как просыпаются цветы и деревья, так просыпается и тот, кем он всегда должен был быть. Это в мыслях давно, шепчет ему ласковым голосом из прошлого, вьется и переплетается призрачно-серебряной шерстью с его вороно-черной. Ему никогда не вернуться туда, откуда он начал. Но не столь важно место, сколь важно шаману вернуть себя.

Взглядом вновь горящего янтаря по знакомому пестрому силуэту. Как он мог так ошибаться? Наивность и привязанность затуманили его разум. Ухмылка ироничная кривится на морде. А что еще делать отроку из тумана ежели не затуманивать чужой разум? Столько лун прожито в иллюзии правдивой действительности. Столько лун ошибок грузом скатываются с его плеч. Теперь та, что возвышается над всеми всего лишь одна из всех, в ней особенного – ничего. На языке все еще горечь полыни, но теперь понимает. Это была не ее, а только его полынь. Всегда его.

На тех, чьи имена племенем выкрикивается он смотрит почти с уважением. Он пытается разглядеть средь всех именно живых, тех, чьи сердца под шкурами бьются. Но все еще путается. Все еще принимает неживых за живых и живых за неживых. Их так много. В голове вновь гул и она точно наливается смолой, тяжелеет. Глаза слезятся, но Тенепляс промаргивается, щурится и снова смотрит. Видит бывших домашних. И улыбкой жжет губы. Верно сделан был выбор. Они – не он. У них есть шанс стать как все. У шамана его никогда не будет.

Он делает шаг в сторону. Один. И еще один. Спиной упирается в ограду лагеря. Ему бы скрыться от чужих глаз, что мимолетно, да найдут его наверное. Ему бы настоящей тенью стать. А лучше – вороном. Взлететь ввысь, к самому Отцу Солнцу, да сгореть в его огне, опалив черные крылья. Но шаман лишь смотрит. Как собираются патрули. Как лагерь полнится жизнью. Жизнью, где ему нет места. По нему не будут скучать. По нему бы не стали плакать. Он для них – пустота. Сердце сжимает ноющей болью. Ему бы хотелось, чтобы хоть кто-то помнил. Не хоть кто-то. Сознание рисует образы тех, в чьей памяти хотелось бы отпечататься не просто безликой тенью. Но разве смеет он о таком просить?

Не смеет. Шаман лишь смеет дождаться, когда все станут более увлечены друг другом, чтобы под шепотом голосов духа медленно скрыться из лагеря.

➥ в неизвестном направлении

( тскип )

[indent] воронёнок — ещё не полноценная ворона, но уже видом на неё походящая. она пушится, как пушит свои перья тёмная птица, и рассекает пространство без треска ветвей под лапами, без шороха редких трав, но с шелестом ветра в беззвездных ворохах, точно бы из острых лопаток пробились широкие крылья, пряча узоры следов в липкой тяжелой тени.

[indent] она трётся щекой о еловые ветви, напитавшись их запахом, слившись с ними. чешет бока о древесные борозды, спутывая в шерсти щепки. глядит на суетливое копошение соплеменников из-под мандариновых всполохов и замирает сердцем, ощущая, как то пропускает удар за ударом. болит, щемит. она знает это чувство. кажется, она его помнит.

[indent] тенепляс.

[indent]он не мать, а за ними не ступает смерть с рыжей шкурой. но почему-то воронёнок подмечает схожесть момента. сосновый привкус оседает на корне языка, обволакивает, подавляет все вкусы и запахи, а корни проклятого древа так близко-близко. всё совсем как тогда, правда? не правда. тогда, в темнолесье, был только страх. сейчас — ничего, кроме отчаянья.

[indent] ученица перекидывается янтарем к горечи звёзд, и там, в её королевских движениях — ничего. это принятие? смирение? она не знает. как и не знает, сколь скоро тихие духи запутают девичьи тропы и сговорятся с лесом, что отринет её этим днём. но она попытается найти общий язык с можжевеловыми травами, стрекотом сверчков, ветром. может, они согласятся помочь. может, хотя бы пообещают сберечь.

[indent] а пока — лишь холодная, вязкая пустота по сердцу и дрожь, запертая в лапах.
               она его не найдёт.
                         ( но хотя бы попробует )

→ по чужим следам

Отредактировано Воронёнок (2023-06-09 20:43:08)

[таймскип, начало апреля]

Это даже забавно – его посвятили в воители. Прошли даже уже две луны. И юный Сушь приобрёл новое красивое имя Сухоцвет. Он помнит, как смаковал его на языке. Пытаясь уловить особые тайны, смыслы этого имени. Помнит громкое посвящение, словно оно было ещё вчера. Как быстро билось сердце. И как непривычно, немного странно было смотреть на соплеменников, признаваясь самому себе, что, вопреки неуместности, чувствует себя действительно счастливым и благодарным. Новое имя даровало новые обязанности, проблемы, правила и условия, с которыми должен был мириться. Новое имя означало Ответственность. То, что Сухоцвет уже не котёнок, не ученик, а полноправный воитель. Обязанный во что бы то ни стало защищать своё племя. Родных. И себя. И в тот самый миг молодому воителю показалось, что он совершенно не дотягивает до этого звания, имени, что его вообще не должно быть здесь, что он не имеет права стоять на этом месте, поляне, что не имеет права дышать этим воздухом вместе со всеми, хотя, несомненно, в чужих лицах были видны только лишь светлые эмоции. Он не мог понять, почему чувствует себя неуместным. Никем. Он смотрел на Тальника и понимал, что вот из-за чего он остаётся в племени. Он понимал, что Шелковичка, белоснежная юная красавица, которую он так горячо любил, не простит ухода. Лиходей тоже. Они держат его в племени Тумана сильно и крепко, как могла бы сжаться пасть медведя на его спине, если бы Сухоцвету не повезло попасться ему. Рыже-белый всё ещё не принимает себя и своё имя, хотя проходят дни.

Проходят недели, и оно, новое имя, кажется теперь уже куда более привычным, чем просто Сушь. Она кажется гораздо наполненным и правильным, хотя солнечный кот все ещё переживает и не может обрести себя, найти своё место. Замерев, осознать, что в Туманном родном племени он дома. Ему тяжело признавать, что сам он теперь воитель, что ему нужно брать когда-то инициативу в свои лапы, что ему нужно подавать пример младшим. И что теперь будет спать в другой палатке с братьями. Конечно, там он уже не сможет рассказывать Шелковичке никаких историй и не сможет выслушивать её, поправляя и поддерживая всякий раз, когда милая добрая кошечка решит на себя взваливать чрезмерно много ответственности недовольств к себе.

Сегодняшний день кажется совершенно обычным, но ровно до той поры, пока Горечь Звёзд, воскресшая благодаря Звёздным Предкам, не созывает собрание. Дарует новые имена уже совершенно подросшим Шелковички и Ежевичке. Они, становясь молодыми воительницами, выглядят теперь совсем иначе. Взрослые, красивые: морды изменились, глаза сияют другим огнём. Более взрослым, правильным, уверенным в себе. И даже трудно сказать, что какой-то период ужасного времени белоснежная кошечка провела в палатке вечно недовольной Омелы. И что в этот в этот грустный отрезок времени решалось то, сможет ли белая, когда оправится, вернуться к обязанностям. Сухоцвет тяжело переживал. Даже пару раз приходил в палатку, принося какие-то несуразные, по его мнению, подарки, но также, как он считал и видел (хотел считать и видеть), наполненные смыслом. Горечь, сожаление и признательность за то, что она борется, сражается и выздоравливает вопреки ужасным ранам. И когда Шелковичка смогла вернуться к обязанностям, когда она смогла встать на лапы и показать племени, что она все ещё по-прежнему в строю. Кот осознал, что, действительно счастлив.

И все же этот период, когда эта милая девчушка проводила все время в палатке целительницы Сухоцвет воспринимал как огромный камень в своей душе, поскольку тогда не мог уйти. О, он столько раз хотел оставить племя, его даже не пугал медведь. Этот дикий Мор, способный одной лапой убить сильного воителя. Его не пугал голод, не пугало тоскливое одиночество, его не пугало ничто. Там, за территориями племён было спасение.  Было нечто, что могло наконец наполнить Сухоцвета по-настоящему. То, что могло дать новый смысл, новую жизнь и новый путь. Но когда желтоглазая заболела, когда она раненая лежала в палатке… Сухоцвет понимал, что он не может бросить её, не может оставить так. И затем, когда та выздоровела, он хотел провести с ней ещё некоторое время.

И день тянулся за днём, недели тянулись одна за другой и Сухоцвет осознавал, что все сильнее и сильнее врастает в мучительное ожидание собственного, побега, поскольку все вокруг казалось действительно невыносимым, неправильным, ему действительно было некомфортно. Казалось, что остальные устали его терпеть. Робкий смех, яркую солнечную улыбку и попытки быть искренним и честным хотя бы в чём-то. Быть может, ему только казалось, что другие его не принимают. Быть может, это было так? Желтоглазый мог бы сейчас взять, развернуться и уйти, и не вернуться никогда более, но не смел. Потому что рядом оставались его братья, оставалась Невесомая, его милая маленькая, но взрослая подруга. Много кто был в племени, кто наполнял камень тяжести и не давал всё бросить. Остролист. Иногда Сухоцвет сравнивал себя с лужей воды, которая растекается по земле, пытаясь исчезнуть, впитаться вниз, но не может, поскольку почва уже слишком засохла. Может этой почвой был и он сам. Племя мучило его. Хотя кот и признавал, что какой-то частью души он боится уйти. Одновременно и боится, и нет. Одновременно принимает опасность и нет. Ему не так страшно в какие-то моменты умереть. И тем не менее, ему страшно уйти, а потом пожалеть об этом. Ему страшно оставить близких, а потом осознать, что это действительно то, что давало ему смысл и повод жить. Сухоцвет не знает.  Не знает, почему не решается уйти, не знает, почему он все ещё хочет остаться. Хотя всем своим естеством признаёт, что действительно не хочет, совершенно не хочет быть здесь, не хочет быть на охоте, не хочет быть даже в самом далёком уголке Туманного племени. Хочет быть далеко-далеко, хочет идти путешествовать, ни от кого не зависеть, ни с кем, не разговаривать без нужды, не пытаться кого-то утешить, выслушать, быть кем-то особым, быть кому-то нужным. Он не хочет прилизывать чей-то белый, серый лоб. Рыже-белый не хочет быть с кем-то рядом, не хочет пытаться найти своё место, не хочет найти смысл жизни, не хочет постоянно слышать этот шум и принимать в нем участие. Солнечный улыбчивый кот не хочет делить свою пищу и постоянно охотиться. Не хочет никаких этих обязанностей, не хочет этих трудностей, не хочет ничего.

Он просто устал, устал быть нужным, устал быть необходимым. Правильным. Его никто не слушает, никто не выслушает, никто не поймёт, и никто не будет рядом, хотя все, все, несомненно, рядом и все готовы выслушать и послушать, и послушать на любой лад какой тот хочет. Кто-то может быть, откажется общаться, кто-то - нет, но все скажут, что он нужен и что он важен. Но Сухоцвету это не нужно.

Сам не знает, в чём нуждается.
Быть может, в настоящем?
«Как здесь шумно…»

Тем не менее, имя Невесомой и других он выкрикивает вместе со всеми, хотя и находится позади толпы. Даже принимает тот факт, что Остролист, его серый приятель и старший воитель достаточно тепло и мило общается с белоснежной кошечкой. Это даже не вызывает ревности или какого-то неудовольствия. Напротив, Сухоцвет рад, что серый полосатый кот может в этот момент, в эту минуту поддержать молодую воительницу. Рыже-белый также рад, что Чернокрылая, перешагнувшая порог ученичества несмотря ни на что, стала воительницей. Действительно, это очень много значило для племени и, вероятно, для этой маленькой черной бестии, поскольку та постоянно хотела причинить всему племени неприятности. Так казалось. Быть может, статус воительницы смягчит её натуру. Но эта чёрная кошка не так была интересна Сухоцвету, как Невесомая. Он даже всё же решается наконец подойти к ним, надеясь как-то поддержать разговор и выразить свою радость, что белая стала совсем взрослой, приобрела новое имя, кот захотел показать, что она по-прежнему важна для него, в неком особом таинственным красивом смысле, и что она никогда не останется одна, и что она действительно достойна этого имени и статуса. И что Сухоцвет действительно счастлив за Невесомую. Счастлив настолько, что даже не хочет в это верить, но сердце, отбивающее бешеный стук, говорит о другом, говорит о том, что он так сильно рад, словно она была его сестрой, родной душой, кем-то, кто значит слишком многое. Это одновременно кажется коту совершенно неправильным, неверным. Сухоцвет признает это даже вопреки желанию избегать белоснежную кошечку. Подходит ближе. И даже не ведёт себя слишком отстранённо: прижимается к белой своей щекой и лижет затем в ухо, вызывая намеренно щекотку и словно бы показывая, что для него она все ещё совсем маленькая и невесомая, слишком нежная, слишком прекрасная, слишком… слишком белая и потрясающая. Сухоцвет, отходит на шаг, не зная, что сказать, какие слова подобрать. Он кивает Остролисту мягким приветствием.

— Поздравляю, Невесомая. Ты молодец. Ты очень много старалась, делала теперь. Ты стала воительницей, — тихо урчит. — Наконец я дождался тебя. Я буду рад снова помочь тебе с подстилкой, но сейчас…  — усмехается. Осекается, услышав старших водителей, которые зовут молодую воительницу. Кот мягко касается своим лбом лба Невесомой. На мгновение прикрывая глаза. — Ступай, — шепчет мягко, тепло, направляя в новые обязанности. Скоро и он пойдёт, чувствует. — Дела не ждут. Но я уверен, что в свободное время ты сможешь уделить мне внимание. Я хотел бы с тобой кое о чем поговорить, — вдруг добавляет, осознавая запоздало, что, вероятно, хочет ей наконец рассказать свой секрет. Секрет, который он вынашивал много лун, который уже разрывает его душу на несколько частей. И одна часть даже ненавидит белую мягкую воительницу, а другая до слёз обожает её.

На самом деле Сухоцвет хотел бы провести с Невесомой сейчас чуть больше времени. Но сам первым разрывает прикосновения, взгляды чуткие. Отходит прочь, пересекаясь, кажется, взглядом с Щетинником. Белая кошка заставляла сердце неприятно сжиматься. Братья тоже.
«Надо забыться».

— Я пойду, — мяукает стойко воителю, давая понять, что он хочет исследовать территории. Сейчас проветриться и сменить поток мыслей необходимо.

Странное дело, желтоглазый кот всё реже кажется вовлечённым и всё чаще в себе. Но сейчас снова горит. Быть может, в честь посвящений. Быть может, просто из жажды наконец дать понять миру, что он ещё жив.
«Хотя бы так».

Отредактировано Сухоцвет (2023-05-02 21:15:53)

[indent] Мышцы на спине невольно напрягаются, когда пушистый хвост кошки касается взмокшей от пропитавшей ее влаги шкуры, и Щетинник медленно ведет плечом, чувствуя разом возросшее напряжение во всем теле — в последнее время рядом с ней оно ощущалась все явственнее, ярче, глубже проникало под кожу, проносясь мимолётными разрядами тока. Все в Щетиннике буквально противилось этому сближению, но он только нехотя, медленно, едва сумев оторвать от глаз предводительницы пристальный взгляд, поворачивает морду в сторону палатки целителей.

[indent] Бурое ухо, тронутое тёплым дыханием, рвано вздрагивает, будто от ветра; он почти проигнорировал иронию в пониженном голосе кошки, не до конца веря в только что услышанные им слова, слишком поглощенный попыткой высмотреть в глубине ветхого пня очертания чёрной шерсти глашатая.

[indent] Щетинник был готов смириться с тем, что восстанавливаться Тенепляс будет дольше положенного — и что откажется от своей должности сам, объявит всему племени о своей отставке и желании продолжить служить в качестве воителя. К несчастью, — или нет? — ожидания Щетинника не оправдываются — все происходит иначе, чем он предполагал, — а думал он о нем, по всей видимости, слишком хорошо, — и за его спиной тот уже успевает сообщить предводительнице об уходе.

[indent] — Только не говори, что будешь оправдать его выбор перед всем племенем. Иначе моя лапа не ступит на эту скалу, — слова срываются с его языка с нехарактерно ядовитым раздражением и презрением — под шкурой все кипело от этих эмоций. От хвоста, напряжённо раскачивающего за спиной, до грудины, в которой разгоралась смесь злобы, негодования, ярости и поднималась до самой глотки.

[indent] — Стоило оставить его в той пещере, чтобы хотя бы в глазах племени он остался героем, а не сбежавшим трусом, — холодно цедит сквозь зубы, злясь на самого себя, за то, что когда-то допустил в своем подсознании мысль о возможности сделать из бывшего бродяги достойное подобие воителя и верного соратника Горечи. Видимо, Тенепляса племенное бытие слишком тяготило — и он решил усложнить жизнь и тем, кто был ему ближе всего. И старания Омелы, долгое время трясшейся над раненым глашатаем, оказались напрасны. Щетинник пытался увидеть в нем лишь ярое стремление борьбы, желание сохранить и быть частью общего строя — Тенепляс же своим уходом дал понять, что не готов мириться ни с одним из лесных порядков.

[indent] — Это я виноват, — мрачно подытоживает он, и на мгновение в янтарных глазах проскальзывает сомнение — и не заметить этого предводительница, дышавшая ему прямо в морду, не могла.

[indent] Горечь Звёзд столь же внезапно отстраняется, напоследок касаясь пестрой шерстью полосатого бока, и Щетинник чувствует, как от этого прикосновения мышцы вновь сводят ноющей судорогой. Он делает усилие над собой, до скрежета сжимая челюсти, и резко выпрямляет плечи, несколько секунд просто стоя на месте и буравя мрачным взглядом каждого, кто сейчас посмеет нарушить хрупкий порядок внутри лагеря.

[indent] Двое сцепившимся воителей поднимаются с земли, во время образумленные Квакшей, и Щетинник, проходя мимо них, только бросает на Маковку хмурый, невыразительный взгляд. Зрачки слишком поздно выхватывают боковым зрением незаметно скрывшуюся за чертой лагеря Вороненок.

[indent] — Как вернётесь, займитесь укреплением воинской палатки, пока ещё кто-нибудь не захотел проверить ее стены на прочность, — сухо отчеканивает он бывшей ученице, и останавливается рядом с Озаряющей, мгновением после перехватывая за ее спиной фигуру выходящего из палатки Рябинника. — Найдите Воронёнок и напомните ей о запрете самовольных отлучек из лагеря, — может быть, изувеченный вид Озаряющей заставит ученицу задуматься о том, чем чревата ее необдуманная самонадеянность. — И ещё. Вы должны убедиться, что Тенепляс покинул земли Туманного племени. Сегодня он лишился своего права свободно передвигаться по ним, но, полагаю, по старой памяти еще будет ошиваться по близости. Если потребуется — вышвырните за границы силой. Поступайте так, как поступили бы с любым нарушителем, — такие указания даются ему на порядок легче. В нем больше не остаётся ни тени снисхождения и доверия к бывшему соплеменнику. — О результатах доложите мне лично, — и, хмуро кивнув, отстраняется, тяжело ступая навстречу обозначившему себя Сухоцвету.

[indent] — Хорошо, — янтарные глаза щурятся, случайно цепляясь за чёрную шерсть, промелькнувшую за спиной молодого воителя. — Чернокрылая, пойдёшь с нами в обход территорий. Выдвигаемся сейчас, — больше задерживаться в лагере они не могут себе позволить.

→ холмы

--таймскип после тренировок и приключений--
Утро выдалось обычным. Ни Горечь Звезд, ни Первоцвет в такую рань не вставали, а Ежевичка в свою очередь, не особо их и будила, предпочитая после собственной утренней разминки лечь подремать обратно в палатку оруженосцев. Стоило голове лечь на лапы, как сон мгновенно влился в ее голову, рассказывая о ее прошлом. То она шла в пещере в грязи и мокрой земле, чтобы в какой-то момент ее лапы опутали какие-то корни, а пол с треском провалился. Но на сей раз рядом не было Шелковички, что выручила ее. Она падала в бесконечную тьму. Но лишь затем, чтобы в какой-то момент сзади громко на нее не начал кричать медведь, уже не тот медвежонок, а огромный и мохнатый, словно она сама была на совете. Ученица трусливо отпрыгнула назад, разрывая расстояние между хищником. Но вокруг была лишь огромная пещера, некуда убежать. Большая медвежья лапа медленно накрывала сжавшуюся в углу кошку. Картинка мгновенно сменилась большой поляны, где вокруг вовсю бегали кунинцы, желающие ее крови. Но в этот раз Ежевичка лишь смотрела на них гордым взглядом, достойным воителя.
Ветер поменялся, так?
Тяжело выбираясь из объятий сновидений, она поднимается и разминает лапы, умывая свою заспанную мордашку. Закончив с гигиеной, Ежевичка выбралась на главную поляну, улеглась где-то недалеко от палатки оруженосцев и лениво обследовала глазами и своими ушами-радарами окружение. Разговоры ни о чем, о дичи, о других котах, о Море. Ничего интересного. Сначала Ежевичка хотела покинуть свое место, но планам помешал громогласный голос предводительницы и, по совместительству, частично ее наставницы. Словно молния в период Листопада, она появлялась на скале со столь же знакомым звуком и словами. Ежевичка молча взглянула на знакомую ржавого цвета кошку и лишь недовольно дернула ухом. Серьезные дела творятся, видимо...
- Привет, Шелковичка, - отозвалась она, когда ее белоснежная сестра боднула черный бок. Коснувшись бока белой кошки в ответ своим хвостом, ученица села и уставилась на предводительницу. Посвящение. Наверное, время пришло? Не сказать, что Ежевичка вообще как-то обрадовалась, но знак хороший. Она сделала шаг вперед вместе с сестрой и молча глядела на Невесомую. Она давно заслужила звание называться воительницей. Все ещё не до конца зажившие раны на её спине лишний раз доказывают это. Она ободряюще посмотрела на Невесомую и тихо, с толикой гордости, прошептала:
- Поздравляю, - она слегка коснулась хвостом белого бока, но вряд ли кто-нибудь уделил этому жесту хоть какую-то смысловую нагрузку. В воздухе повисла короткая пауза между громкими возглавили и речью Горечи Звёзд. Она почувствовала снова этот взгляд, словно оценивающий. Ежевичка же ответила кротким поклоном, чувствуя шерсть предводительницы на своей голове. Фразы Горечи Звёзд будто вновь выгравировали правила на ее сердце, оставив глубокие шрамы, полные слов. И они же будто стали опорой для крыльев в её имени.
- Ну как, Ежевичка? Ты же этого долго ждала? Чувствуешь что-нибудь необычное? - спросил голос внутри. Кошка же ответила:
- Это все не имеет никакого значения, - отвергая все свои прошлые мечты и помыслы, честно ответила себе Чернокпылая.
Её язык коснулся плеча Горечи Звёзд после короткой задержки, после чего поспешила освободить поляну для других, не менее важных членов племени. За всю церемонию черношерстная не произнесла ни слова. Быть может, она просто устала от бесконечных охот, тренировок и походами за травами, когда каждый сон прерывался через короткий промежуток, наполненный кошмарами? Она теперь воительница, но только что это меняет? Как и прежде, ей придётся делать все то же. Как и прежде, она продолжит тренироваться и охотиться, быть может, теперь самостоятельно. Но разве этого ты ждала? Из раздумий ее вырвал голос собственной сестры, который словно доносился откуда-то издали. 
- Я все ещё не уверена, что могу называться воителем, а уж тем более таким именем…. - черношерстная легонько толкнула сестру боком, игриво дернув ушками, - но тебе имя вполне подходит, я тебя с легкостью на себе могу таскать, худышка, - муркнула она в ответ. Различные поручения не заставили себя долго ждать и сестру быстро определили в отряд к Сове. Махнув до вечера хвостом, Чернокрылая подошла к сидящей недалеко Аконит, оглядывая ту.
- Чего сидишь тут, молчаливая? - она произнесла это достаточно тихо и ласково, - пойдешь на охоту? - новоиспеченная воительница начала вылизывать свою грудку, мурлыча слова, - надо лапы размять. А то ты тут будешь еще полдня сидеть, пока кто-нибудь не придет, так ведь?
Однако, судьба распорядилась иначе. Спустя короткое время к Чернокрылой подошел Щетинник, который вполне однозначно решил забрать кошку с собой в патруль. Новоиспеченная воительница потянулась и зевнула, а затем отрапортовала:
- Хорошо, Щетинник, - она обернулась к Аконит, моргнув той, - увы, на охоту тебе придется с кем-то другим сходить. Ну или дождаться моего возвращения, - кинула она и помчала следом за полосатым воителем.
---> следом за Щетином

Отредактировано Чернокрылая (2023-06-04 13:50:37)

[ таймскип ]
безумным круговоротом-калейдоскопом меняют друг друга новые рассветы и закаты, из раза в раз знаменуя собой ничто иное как начало и конец новых, не похожих на себя предыдущих дней. дрожащими на изначально зябком и пробирающем до самых костей ещё зимнем ветру почками, после закономерно преобразующимися в распустившиеся, красотой своей молодой да свежей украсившие разномастные листья переступает новый, долгожданный сезон порог этой своей жизни и на любопытствующих десятках глаз во всю расцветает. замершее прежде в одной, казалось бы, поре время наконец вновь начинает свой спешный, торопливый ход только вперёд и несёт неудержимо на своих извилистых волнах короткие луны чужого существования, взросля и старя слишком многих.

— чернокрылая! невесомая! — с особенной, пробравшейся слишком уже глубоко в его обычно прохладный, едва отдающий сталью голос теплотой и любовью громогласно отзывается на произошедшее посвящение метель и, едва хмуря светлые брови от неприятно-потягивающего ощущения где-то в задней лапе, неторопливо поднимается со своего места. племя одним взмахом пёстрого хвоста, одним перелётом птицы-ворона чужого властного голоса разбивается на небольшие группы и отряды, каждому из которых выделено своё задание и своя ответственность, и белогривый воитель не может себе позволить остаться в стороне без какого-либо дела. — лиходей, аконит, — взгляд выцепляет две давно знакомые фигуры посреди всего моря разноцветных спин и боков толпящихся туманных и едва задерживается на  юной кошке, сужаясь в задумчивом прищуре. — что думаете насчёт небольшой вылазки на охоту?

Отредактировано Метель (2023-05-05 08:23:33)

Знакомый силуэт так и остается где-то вне поле зрения исполина. Волчеягодник в последний раз обводит взглядом главную поляну. Вон вроде мелькает кто-то смольный, но недавно отошедший ото сна воитель не уверен, что это нужный ему кот. А вставать, подходить и, обознавшись, возвращаться на место ему кажется весьма бестолковой идеей. Сейчас куда больше пользы будет, если он займется делом, а не будет вспоминать прошлое и быть тем, кем должен был быть все это время. Оно еще немного подождет. Немного.

Великан прислушивается к чужим голосам. Пропускает мимо сплетни, водит увенчанными пушистыми кисточками ушами по сторонам. В одиночку уходить из лагеря в свете последних событий совершенно не хочется. И лучшей идеей, как воителю кажется, прибиться к кому-то, кто тоже собирается выходить. Желательно на охоту, запасы дичи у них скудны, он сам старается питаться скромнее, пусть его крупный организм это силой особо и не наполняет.

Ухо заинтересованно дергается. Здоровяк заинтересованно голову в сторону Метели поворачивает, чуть склоняя косматую набок. Пусть белый воитель обращается не к нему, но именно смысл его слов заинтересовал Волчеягодника. Он окинул взглядом тех, к кому собрат обращается. Оценивающе. Возможно, он зря так волнуется. Возможно, его тревога не обоснована, но. (Если объявится тот медведь, он все равно ничего не сделает, каким бы огромным даже среди собратьев он не был). Лишний воитель в отряде не будет лишним.

— Метель, — голос в последний раз срывается на хрип и вновь становится спокойно-мягким, текущий густой смолой, когда исполин к белому соплеменнику подходит, — ты не будешь против, если я к вам присоединюсь?

Выдвигаться в путь исполин был готов в то же мгновение, как только он получит одобрение Метели.

Отредактировано Волчеягодник (2023-05-25 23:02:27)

И все же общий подъём и взволнованное настроение окружающих ее котов передаётся Невесомой подобно огонькам пожара, скачущим по сухим веткам от дерева к дереву, охватывая всю поляну пожаром юности и задорным пылом. В такие моменты племя объединяется крепче чем обычно, и коты чувствуют, что живы, что всё благополучно, что они вместе и смогут преодолеть всё, что ни встало бы на их пути. Конечно же, никто не забудет о произошедшем, о потерях, о ранах, о голоде Голых Деревьев и о медведе, что прячется где-то в лесу. Уже сразу за радостными новостями Горечь Звёзд раздаёт указания соплеменникам, позволив им лишь на миг забыться в приятных церемониях, которые словно укладывают жизнь обратно в привычное русло, напоминают о чём-то куда более важном, чем сиюминутные проблемы и волнения. Сиюминутные радости отпускать хочется куда как меньше, а потому и она не противится, даже искренне улыбаясь в ответ на тёплые улыбки и добрые слова. Видимо, она за прошедшие луны и правда успела измениться, раз ей дали имя совершенно не такое серьезное и тяжеловесное, каковой она была раньше.

До того памятного разговора с Сушью... хотя какой из них не был для нее памятным и бережно хранимым в сердце?

Он нашёл ее сам, пока кошечка пыталась крутиться между сестрой и Остролистом, только перестав искать, словно только и ждал этого мгновения. Прикосновение его шерсти как всегда такое теплое и так сладко щемит в груди, что на миг в голову белоснежной закрадывается шальная мысль: а почему бы не остаться вот так рядом с ним подольше? Когда все уйдёт по делам, не заметив их, а они так и будут стоять посреди поляны, и она сможет зарыться в его мех, прижаться к его боку, смешать белую шерстку с его рыжей, сплести хвосты... Почему-то это казалось новоиспеченной воительнице сейчас таким же естественным желанием, как необходимость есть или спать. С момента ее ранения, с той Половины Луны, когда он пришёл к ней, чтобы облегчить ее боль и заполнить собой ночь одиночества и темноты, она начала привыкать к этому чувству, день ото дня даже не зревшему, а вполне уже цветущему в ее груди. И пускай она пока не вполне отдавала себе отчёт в том, как это называется - может быть, и не было нужды давать этому состоянию какое-то определенное название - белая кошка знала лишь одно: рядом с Сухоцветом ей было также спокойно, как с Чернокрылой или Остролистом, однако ощущения от их близости совершенно различались.

Как и сейчас.

- Я обязательно попрошу у тебя помощи с подстилкой перед ночным бдением, - шепчет ему в самое ушко, приблизившись и мазнув язычком по пушистому треугольничку. - Но если вдруг не успею - придётся тебе на первую ночь поделиться своей!

Подмигивает тепло и ласково, касаясь хвостом спины рыжего котика. Так и правда не хочется уходить, хотя чуткое ухо уже услышало и приказ предводительницы, и зов одного из бывших наставников. Как правильно ей было сказано: новые обязанности. Хотя... чем они отличаются от старых? Разве что просто так за мхом для подстилки теперь не сходишь - обязательно надо принести что-нибудь в кучу с добычей, а за новой подстилкой вообще послать какого-нибудь оруженосца. Пусть их и не то чтобы много в племени осталось теперь, когда и братья, и они с Чернокрылой выросли. Мягко кивая Сухоцвету головой и договаривая остальное многозначительным золотым взглядом, Невесомая оборачивается к сестре, которую тоже уже позвали в патруль, причем не в какой-нибудь, а искать следы медведя.

- По-моему, ты заслуживаешь быть воительницей еще поболее меня! - убеждает... или скорее просто подбадривает Чернокрылую, прижавшись бочком. - Все же ты показала тогда этим куницам. Без тебя я бы здесь сейчас не стояла, это точно. Поэтому отбрось эти глупости. Куда подевалась моя Ежевичка, которая никогда ни в чем не сомневается и идёт вперед с высоко поднятой головой, ммм?

И с этими словами белая подталкивает чёрную лапками в сторону глашатая, а сама направляется к Сове и маленькой дочке Цветения, которая за прошедшие луны так сильно выросла, что Невесомая едва ли могла бы сейчас вспомнить их малышками, жмущимися робко - или не очень - к материнским лапам в тот их первый день. Ободряюще улыбнувшись ученице, белая кошечка и сама встряхивается, словно сбрасывая какое-то напряжение, возвращая себе привычную уже легкость. Возвращая себя в своё новое русло.

Началом проложенное его заботливыми рыжими лапами...

- С радостью помогу чем смогу, так что не стесняйся спрашивать что угодно, если будет непонятно или если начнёшь сомневаться, хорошо? - старается не смотреть слишком сверху вниз, чуть наклоняясь к оруженосцу. - То-то Гроза приятно удивится, когда увидит, чему его ученица уже успела научиться!

/ родник /

Отредактировано Невесомая (2023-05-05 23:55:19)

[indent] С долгожданным приходом весны, — той самой, когда можно наконец понежиться на солнце, когда дичь просыпается и теряет всякую осторожность в поисках кормежки, когда кажется, что всё в полном порядке, — Яросвет дышалось легче. Улыбка на ее губах подрагивала чаще, тяжесть голода ослабла развязавшемся мешком на плечах, а глаз наконец радовался благодаря первым всходам нежной зелени  и распускающихся цветов. Мысль о медведе в полной мере не отпускала, он всё ещё не был пойман, но за прошедшее время патрули не находили ничего стоящего, — возможно, зверь ушел навсегда? Или после побоища решил, что воители не сдаются без боя, а значит это не то мясо, за которое стоит сражаться.

[indent] Как бы там ни было, Яросвет сейчас многое устраивало, а потому хотелось оттянуть спокойствие на самый длительный период из возможных. Со своими размышлениями она едва ли собиралась делиться; Горечь Звёзд по прежнему высылает поисковые отряды, напряженная складка между бровей Щетинника становилась только глубже, Тенепляс — бесформенная тень бывшего наставника, настолько незначительная, что высоко уже не отбрасывает.
[indent] Она с самого начала это и предполагала.

[indent] Взгляд лениво обводит главную поляну, лапы совершают несколько шагов по направлению к выходу из лагеря, но угольные полосы на шкуре сбавляют темп перекатов под тяжестью движений, когда предводительница знаменует своим видом со скалы новое собрание племени. Заинтересованность зажигается слабым пламенем на дне янтарных глаз — в этот раз, кажется, засидевшимся оруженосцам пора наконец обрести долгожданные воинские имена.

[indent] Низкий рокочущий голос Яросвет добавился к остальным, уголки рта шевельнулись в мягком поздравительном оттенке. Сестры Озаряющей станут отличной подпоркой племени — надёжной и крепкой, на манер всей семьи, в этом самка могла не сомневаться. Как и в толике приобретенного благоразумия нынешней Чернокрылой, выпорхнувшей из-под крыла Горечи Звёзд.

[indent] Но лидерша не спешила распускать соплеменников так быстро.
[indent] Цветение, Свиристелька, Ледошерстка —
[indent] и наконец она. Шестнадцатилунная наставница.

[indent] Взгляд пущенным крюком мгновенно вцепился в шкуру Щетинника. Бугры желваков на челюсти. Сосредоточенность. Сомнение? Одно это заставляло молодую воительницу крепче стиснуть зубы и тяжело втянуть воздух в лёгкие. Всё детство двух домашних котят прошло под ненавязчивым дыханием Яросвет; крепкие мышцы справедливо дрогнули там, где это было действительно необходимо, но бурая не лезла вглубь чужой семьи намеренно. Кажется, с их матерью они обмолвились всего несколько раз на буднично-рутинные темы у общей кучи: без натянутого внимания бурой находились желающие потрепаться о несчастной любви Картошки и Сумрака неприлично-много. По факту отсутствующая роль на фоне прибавления в детской полосатую устраивала.

[indent] Вероятно, Горечь Звёзд видела слишком многое, чтобы уверенно вручить совсем зелёной юнице своего первого ученика. В момент, когда носы обеих встретились в традиционном приветственном касании, Яросвет была готова поклясться, — её первый оруженосец был выбран из выводка пришелицы неспроста.

[indent] Ей бы в пору расправить плечи,
[indent] (а рябиннику — расхохотаться рвущей наружу желчью)
[indent] однако исполинка критично оглядывает собственные лапы и вместе с тем тельце нынешней подопечной. Маленькое.

[indent] — Поздравляю, Ледошерстка, — хорошее настроение, разбуженное теплом и не убывающее даже при моросящем дожде, развеялось, отзеркалилось собранностью и сосредоточенностью Щетинника. Боковое зрение пристально отследило перемещение главенствующих на выход из лагеря в сопровождении соплеменников, но сколько бы Яросвет не пыталась возвратить свой фокус внимания на белоснежную шерсть и разноцветные глаза ученицы, фантомно она всё ещё видела желваки и неопределенность.

[indent] — Подготовить тебя к воинской жизни теперь полностью моя задача, но перед тем, как мы выйдем в лес, я должна знать, чему ты научилась в Туманном племени. Полагаю, в детской было достаточно времени для того, чтобы усвоить различия прежнего и нынешнего положения.

Подтянувшаяся, окрепшая она выступила из детской следом за своей матерью, но сестру вперед не пропустила. Сегодня она главная звезда и должна быть в центре внимания, а остальные должны разинуть свои рты и восхищаться посвящением Снежинки! Без пяти минут ученица выглядела прелестно и ухожено: сегодня она самостоятельно привела свою шерсть в прядок, а финальные штрихи проделала ее мать Картошка.

«Неужели меня приняли! Я стану самой лучшей и самой сильной, и самой ловкой, и самой удачливой, и самой-самой. И вообще, я даже стану потом как Горечь Звёзд — предводительницей!»

Уверенности в малышке было не занимать, а потому она даже не слышала слова соплеменников. Или не хотела слушать. В ушах отбивал громом голос Горечи Звёзд, которая уже собрала свое племя на общий сбор; а мысленно Снежинка уже прожила всю свою жизнь и добилась успехов во всех сферах. Кошечка бросила косой взгляд в сторону Лиходея и томно вздохнула: «С ним у меня будет семеро котят...»

Свое новое имя сперва получила мать Снежинки, но белоснежная лишь поморщила нос и прошептала сестре на ухо: — Зачем маме вообще имя менять! У нее и так оно лучшее, — а после наступило и посвящение двух дочерей Цветения. Грудка у малышка выкатилась вперед колесом, хвост распушился донельзя, а на мордочке засияла улыбка от уха до уха. Снежинка выступила вперед и с гордостью приняла свое новое имя: Ледошерстка, а после переключила внимание и на свою наставницу.

Яросвет. Такая грозная, большая и сильная. Лучший выбор, но было бы лучше, если бы наставницей стал глашатай или предводительница. Ледошерстка коснулась своим носиком бурой воительницы и через время досадно посмотрела вслед уходящей сестре.

— Да уж, спасибо за поздравление. Мы пойдем за Свиристелькой? — ученице словно не сиделось на месте, и она выпалила свой вопрос прямиком в лоб наставнице, — Я уже готова доказывать каждому, что тоже сильная и крутая. И плевать мне на их мнение о том, что я домашняя киска. Они сами такие, — малышка вообще не парилась о том, что говорит. Она даже не осознавала, что разговаривает с куда более старшей кошкой из своего племени и должна зарекомендовать себя как сдержанную и спокойную ученицу.

— Ты хочешь просто разговаривать? А как же охота и патрули! Я готова прямо сейчас наловить хоть гору мышей, только давай пойдем пожаааалуйста! — недовольство, казалось, возрастало. Как так, Свиристелька ушла? А Ледошерстка? Что за несправедливость!

← Подлесье

Столько времени тащить в зубах ястребиную тушку оказалось непросто: по возвращению в лагерь Первоцвет ощутил, как неприятно ноет нижняя челюсть. А всё же вкус победы был слаще, чем даже птичья кровь, мешавшаяся всю дорогу с голодной слюной — и потому жаловаться было не на что. Первоцвет не любил хвастаться, но чувствовал себя хорошо. Ему всегда нравилось побеждать.
— Не слушай её, Рябинник, — опустив тушку на землю, произнёс воитель. — Хорошо сработал. Жалко твою продырявленную шкуру, но это ничего. Зарастёт.
Он отряхнулся, сгоняя с шерсти мелкие сухие липки, и осмотрел поляну. Ещё не вернулись патрули, отправленные Горечью Звёзд на разведку, и потому не было среди находившихся здесь котов ни Чернокрылой, ни Маковки, ни Сойки, ни даже Тутовника, которого, стиснув зубы, можно было бы наконец поблагодарить за заботу и чуткость. Словами Первоцвет это делал редко, предпочитая выказывать признательность поступками. Сейчас возможности не было.
— Оттащу в общую кучу, — решил он и подхватил свою добычу обратно в зубы. Глянул на Рябинника с намёком, стрельнул в поверженную ястребицу взглядом. Ешь, мол, если хочешь. Не хотелось, чтобы Рябиннику это предложение показалось издёвкой: всё же, он вряд ли рассчитывал получить от птицы пару новых шрамов. Но это сомнение Первоцвет быстро отодвинул в сторону — и ушёл, неловко таща птицу за собой.
Её изломанные, потрёпанные крылья волочились по земле, едва слышно шуршали перьями, и голова безвольно покачивалась, стеклянным взглядом уставившись в небо. В груде малюсеньких телец мышей и мелких птиц ястребица смотрелась излишне: некогда мощное и крепкое тело тяжело упало в кучу с дичью, распластав крылья в стороны, и длинные желтоватые лапы с острыми когтями некрасиво вздёрнулись вверх. «Тебе не хватило скорости и силы, — подумал Первоцвет, глядя на некогда гордую и статную ястребиную голову, обезображенную теперь разомкнутым клювом и бездумным взглядом. — Думала ли ты, погибая, что твои птенцы теперь тоже погибнут?»
Он обернулся на Горечь Звёзд.
«А ты? О чём думала ты, погибая?..»

Отредактировано Первоцвет (2023-05-19 19:46:09)

<< Заросли кустарников

С такой охапкой до лагеря я добрался - ожидаемо - позже Маковки и Квакши. Кошки, даже если куда-то заворачивали, или шли прогулочным шагом, были на главной поляне, когда я, казавшись раза в два больше обычного, встал у входа в лагерь.

"Твою ж. Лучше по частям."

Вздохнув, я отпустил добычу в виде перепелки и кроля, и сосредоточившись на травах, которые с большей вероятность бы затоптали. И с грудой неизвестной мне травы и корма для нашей дичи (наверное, они же едят всякие травы?) - пошел ко входу, через него, и на поляну.

Остановился, заметив уже кружившуюся Маковку около Первоцвета, но в целом отвлекаться ни на кого не стал. Сложил травы чуть поодаль от входа (куча из желтых цветов, где болтался крестовик, одуванчик, а листьями ютился посконник) , оставил "ужасно ядовитый" горицвет в загривке (попусту забыв о нем), и пошел обратно уже за добычей.

Меньше чем через минуту вернувшись назад, "бесцветно" мрачно прошел к куче с едой, кинул туда не шедшую в сравнение добычу с развалившимся там ястребом, ничего никому не сказал и пошел обратно за оставленными в уголке травами. Подхватил их и уже после встал, осматривая поляну. Изначально исключительно в поисках целительницы, но в итоге.

"А тут-то что произошло?" Я моргнул, и синий взор будто чуть прояснился, сероватая пелена с них потихоньку сползала, пока я переводил взгляд с украшенного Первоцвета, подранного Рябинника (понял, что не испытываю ни грамма сочувствия коту, только вопрос вопрос "как так" возник), вспомнил про вообще-то необычную добычу в куче с едой (пройти мимо ястреба, будто ничего не увидел - ну молодец)...

Но целительницу не нашел. Даже Шелковичку или Крестовика. Хоть кого-то, кто мог бы помочь разобраться с этой грудой корма для добычи.

"Ну вот. Супер." Скривив морду, недовольно стукнул себя хвостом по боку и пошел к пещере целителей. Решил, что оставлю травы где-нибудь там, пока не обнаружатся хозяева обители.

>> Пещера целителей

Отредактировано Остролист (2023-05-23 22:12:45)

→ родник

Он благодарно уткнулся в лоб Невесомой за ее теплые слова, а также за ее решение скрыть след ловушки. Воительница рисковала собственной жизнью, оставаясь в одиночку около родника, но Сова не смог и слова выдавить, чтобы хоть что-то ответить белоснежной соплеменнице. Его сердце затянулось тревогой и болью, и он понимал, что если ему придется заговорить, то все перерастет в горькие слезы — он не мог позволить себе плакать перед кем-то. У него еще будет время раскаяться в своих ошибках...

Весь путь воина прошел тяжело. Его лапы словно окаменели или вросли корнями в землю, не позволяли ему возвращаться в лагерь из-за страха причинить боль всем, кто был близок так или иначе со Свиристелькой. Цветение — наверняка она пожалеет о своем решении присоединиться к Туману. Ледошерстка — потеряет свою единственную родную сестру и веру в силу лесных котов. Горечь Звезд — разочаруется в нем и не сможет больше на него положиться. Омела — даже было страшно представлять, как сильно сломается его сестра из-за такой тяжелой утраты...

А что если мне... уйти? Попросить Невесомую не говорить о смерти Свиристельки и сказать, что я ушел вместе с ней... Нет, тогда я не лучше трусливого кролика... А как же тогда Цветолапка? Пусть лучше Горечь Звёзд изгонит меня сейчас перед всеми, тогда и уйду...

С тяжелыми мыслями воитель пробирался сквозь кустарники, сквозь деревья и сквозь поляны. И вот осталось только переступить границы лагеря, но воитель остановился и бережно положил тельце погибшей соплеменницы на землю.

— Прости меня, маленькая воительница, что не уберег тебя от тяжести лесной жизни. Свиристелька, если бы я знал, если бы мое нутро почувствовало близость опасности, я бы ни на шаг тебя не отпустил, но... пускай Звезды мне будут свидетелями: я не хотел, чтобы обернулось все настолько ужасно. Я не хотел, чтобы ты так быстро покинула нас... Знай, я всегда был настроен к тебе и твоей маме, и твоей сестре по-доброму... Я не желал вам зла, — Сова уткнулся в уже отвердевшую голову соплеменницы и проронил несколько слез, раскаиваясь за свою невнимательность. После чего он подобрал маленькое тело и вышел на главную поляну, понурив голову.

Весь его мех был в небольших кровавых следах Свиристельки, а в пасти свисало безжизненное тело новоиспеченной ученицы. Кот не поднимал свой глаз ни на кого: лишь тяжело прошел на середину поляну и с болью положил тело ученицы на холодную землю. Среди толпы он уловил пеструю шерсть предводительницы и со страхом подозвал ее.

— Горечь Звёзд, это полностью моя вина... — огромный воин вжался в землю и прижал свои уши к голове, — Я позволил Свиристельке самостоятельно поохотиться, и она угодила в какую-то ловушку двуногих... С Невесомой все в порядке, она вызвалась спрятать эту штуку и после показать ее всем... мы не смогли взять с собой эту..., — ему было сложно говорить о случившемся, а уж тем более смотреть в глаза предводительницы, — Простите меня... я пойму, если придется наказать меня. Я даже готов на изгнание, — последнее добавляет шепотом, чтобы только Горечь Звёзд могла его слышать.

Отредактировано Сова (2023-05-21 22:45:13)

[indent] Запах вызывает импульс в теле.

[indent] Ясный взгляд тут же устремляется ко входу, и вскоре натыкается на силуэты соплеменников.

[indent] Короткий вдох, и Горечь поднимается на лапы, оставаясь на месте; длинный хвост плавно покачивается из стороны в сторону, не поспевая за биением сердца.

[indent] — Комментарии излишне, — отрезает ровным тоном, фильтруя ненужную информацию.

[indent] Пусто. Опять. Снова. Они бегают по кругу точно псы за собственными хвостами, только цель всякий раз ускользает, оставляя их в одиночестве.

[indent] Горечь прикрывает веки, опускает напряжённые плечи и коротко кивает на слова рыжей воительницы. — дождёмся возвращения патруля Щетинника, дальше будет видно, — взгляд скользит по фигуре Маковки, возвращаясь к глазам. — как всё прошло?

[indent] Но до того, как она услышит ответ, в нос снова врезается омерзительный запах, несущий в себе лишь смерть.

[indent] Сердце пропускает несколько ударов, зубы едва ли не скрипят от силы сжатия, взгляд моментально наполняет свинцом, превращаясь в грозовое небо. Вдох. Выдох.

[indent] нет. нет. нет.

[indent] Она смотрит попеременно на Сову, но вновь опускает глаза на Свиристельку. Ей кажется, словно с каждым словом воителя его голос звучит всё тише, отдалённее, и мир сужается до одной единственной точки, заключённой в кроваво-бежевом теле. Темнота обвивает лапы, ползёт вверх по коже-наружности, подбираясь к горлу, и оборачивается голодным монстром и вставшей поперёк глотки костью.

[indent] Утром она получила новое имя.
[indent] Утром она была живой.

[indent] Ей с трудом удаётся сдерживать собственные эмоции: печати, за которыми они покоятся, рвутся и покрываются сетью трещин. Когти впиваются в землю, глаза — в рану на хрупком плече уже неживой ученицы. Гнев и ярость пузырятся внутри огнём.

[indent] — В этом нет твоей вины, Сова, — на секунду ей кажется, словно собственный голос звучит хрипло, но на деле так звучат её мысли. Горечь делает глубокий вдох, выравнивает дыхание и сердцебиение, обращаясь к стоящему напротив Сове, и она позволяет себе коснуться чужого лба своим, закрывая глаза. — ты не мог знать, что это случится. Никто не мог. Есть вещи, которые нам неподвластны, и то, что случилось — трагедия, но не ты её причина, — отстраняется плавно и смотрит пристально, продолжая говорить ровным и негромким тоном. — иди к Омеле. Возьми у неё маковых семян для себя и попроси подготовить травы для Свиристельки. Я отправлюсь к Роднику, а после мы простимся с ней как подобает.

[indent] Это она отправила их туда.
[indent] Это она решила, что Свиристельке пора получить новое звание.
[indent] Это она. Её вина.

[indent] Дрожь прячется под длинной шерстью, стон, полный отчаяния и горечи оседает на губах, так и не сорвавшись.

[indent] Ещё одна ошибка.

[indent] У неё впереди было всё время этого мира и светлое будущее, но ещё одна нить жизни оборвалась раньше срока. Почему они забирают тех, кто не успел пожить?

[indent] — Цветение, — взгляд мечется по поляне в поисках кошки, и стоит Горечи найти её, она делает несколько широких шагов навстречу, преграждая ей путь. — послушай меня очень внимательно, — твёрдый тон, нахмуренный взгляд аккурат в светлые глаза, и настойчивость. — послушай, — ей хочется встряхнуть воительницу за шкирку, но вместо этого Горечь лишь повышает голос, стараясь перенять всё её внимание на себя. — мне жаль, что это случилось, и я знаю насколько тебе больно, но сейчас ты нужна племени. Ты должна помочь мне, всем нам, чтобы мы могли позаботиться об остальных, и чтобы это не повторилось, — взгляд упадёт на светлую шерсть Ледошёрстки, а после вернётся к Цветению. — ради неё и семьи.

[indent] Вскидывает голову, мягко подталкивая соплеменницу в сторону выхода, и тихо обращается к Яросвет: — уведи Ледошёрстку, сейчас ей не стоит на это смотреть, — и громче, чтобы слышал каждый: — никто не выходит из лагеря в одиночку пока я не вернусь.

[indent] твоя вина.

→ родник